Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду

У Лоринга не было ни голоса Пола, ни его диапазона, ни силы, но его сдержанная и сексуально-тягучая манера ласкала слух.

Если музыка Пола казалась полетом, то Лоринга – полуденной поездкой по сельской дороге – солнечной и романтичной, с оттенком грусти, волнующей сердце.

Кто-то тронул меня за плечо, я обернулась и увидела Лейта.

– Брат Лоринга, – прокричала я, дернув Пола за рукав.

Мне пришлось повторить это три раза, пока он наконец понял. Лейт начал говорить Полу, как ему понравилось вчерашнее выступление «Бананафиш».

– Надеюсь, ты не видел сегодняшнего! – заорал Пол в ответ. – Это был полный отстой!

Они продолжали разговаривать, крича друг другу в ухо, пока Лоринг не допел.

– Сейчас я исполню новую песню, – сказал он к микрофон, подстраивая свой черный «стратокастер». – Ее еще никто не слышал, поэтому скажите мне, что вы о ней думаете.

Я взглянула на висевшую на стене программку. Между «Ржавчиной» и перерывом числилось название «Тысяча способов».

Слова показались мне знакомыми, и меня это почему-то встревожило.

Лоринг отсчитал от четырех до одного и провел пальцами по струнам. Он еще не запел, когда я вспомнила, почему название песни показалось мне знакомым. Так назвал меня Таб, когда в Торонто я зашла в номер Лоринга.

Дальнейшее я наблюдала, будто следила за падением автомобиля со скалы. Какие-то секунды была надежда, что это просто мое воображение играет со мной злую шутку. Она исчезла в тот момент, когда откуда-то появилось чувство вины, хотя я точно знала, что не делала ничего плохого. А слова песни казались такими интимными, будто Лоринг шептал их мне прямо в ухо.

Пол только начинал подозревать что-то, пока дело не дошло до строчек о жемчужинах и о страхах. Когда он их услышал, его лицо почернело.

– Я так и знал! – крикнул он в сторону сцены, как будто Лоринг мог его услышать. Потом в бешенстве повернулся к Лейту: – Кем он себя считает? Эриком, твою мать, Клептоном?

Лейт беспомощно застыл, опустив руки по швам, как ребенок, которого наказывают за то, чего он не совершал.

Потом Пол повернулся ко мне. У него дрожала челюсть, и он смотрел на меня так, будто искал ответа на вопрос, который боялся задать.

Потом он спрыгнул со сцены и побежал, а я бросилась за ним, но не смогла догнать, потому что все еще сильно хромала. По дороге в гримерку я столкнулась с Лорингом, только что сошедшим со сцены.

Мы уже попрощались с ним раньше, объяснив, что уедем сразу после выступления «Бананафиш». Судя по его лицу, он меньше всего ожидал встречи с нами.

Он замер, увидев меня, наши глаза встретились, и мы молчали, а когда он открыл рот, собираясь что-то сказать, я отрицательно помотала головой и побежала дальше. Меня раздирали очень разные чувства, и я была еще не готова к разговору с ним.

Потом я увидела Майкла.

– Где Пол? – спросила я, впиваясь ногтями в ладони, чтобы как-то уравновесить боль в ноге.

– Он только что вылетел отсюда и рванул к автобусу. Элиза, что случилось?

– Ничего, – ответила я и как можно быстрей захромала к выходу.

Перед автобусом стоял Анджело.

– На твоем месте я бы не стал туда заходить.

– Где ты пропадал? – заорала я на него, решив, что во всем виноват именно Анджело. – Тебя все обыскались! Немедленно найди Майкла и скажи, что ты нашелся. Не заходи никуда! Не говори ни с кем! Просто найди Майкла!

– Господи! Прими успокоительное.

Анджело пошел в сторону зала, а я колотила в дверь автобуса, пока Пол не распахнул ее так стремительно, что едва не угодил мне в лицо.

Я неуверенно поднялась по ступенькам, села, подышала на окно и посмотрела, как от моего дыхания на стекле образуется влажный кружок.

– Я думаю, он не хотел, чтобы мы услышали эту песню.

– Да? Ты так думаешь? – Пол плюхнулся на сиденье рядом со мной. – А знаешь, что я думаю? Я думаю, он не хотел, чтобы я услышал эту песню. А ты, как раз… – Его рука нащупывала поджелудочную. – Ты провела с ним чертову кучу времени, бегая, и прыгая, и кувыркаясь, и хрен его знает, что вы там делали вчера вечером…

– Постой…

– Нет, ты постой. Мне бы очень хотелось узнать, когда это ты носила его одежду. Вы что, играли в переодевание во время своих прогулок?

– О чем ты?

– Его, черт подери, свитер. Только не говори, что ты не расслышала этого, потому что я видел твое лицо, когда он пел. Когда ты надевала его, черт подери, свитер? И еще интересней, что было под ним?

Я наклонила голову.

– В тот день, когда брала интервью. Было холодно, и я попросила у него свитер. Вот и все.

– А вчера?

– Что вчера?

– Чем вы занимались?

– Мы ужинали. Я тебе уже говорила.

– В отеле? А что вы ели?

– Ты ведь шутишь? – Но Пол выглядел очень серьезным. – Я ела омлет с артишоками, вялеными помидорами и моцареллой. А Лоринг – суп и сандвич. У официантки была одежда цвета блевотины, а в меню не было ничего китайского. Позвони прямо сейчас в ресторан, если не веришь мне.

– Какой, черт подери, суп?

– Не будь педиком!

Он сел ближе, почти мне на колени.

– Я задам этот вопрос только один раз, – сказал он, и у него в глазах заплескалась паника. – И жизнью клянусь, поверю любому ответу. Понимаешь? Всем, черт подери, сердцем и душой я тебе поверю, поэтому, пожалуйста, не ври мне, потому что я этого просто не переживу.

– Нет, – ответила я, хотя он еще не успел задать вопроса, – между мной и Лорингом ничего не было. Ни вчера, никогда.

– Посмотри мне в глаза и скажи, что он никогда не приставал к тебе, никогда не пытался поцеловать и не говорил ничего типа: «Я пригласил в этот тур твоего, черт подери, придурка жениха только потому, что я в тебя охрененно влюблен и желаю целовать твои серьги и затрахать тебя до смерти».

Я нежно погладила его по лицу и сказала:

– Правда. Я понятия не имела.

У Пола все еще дрожала челюсть.

– А если бы имела? Если бы он сейчас вошел в этот автобус и стал уговаривать тебя уйти к нему? Что бы ты стала делать?