Тиффани де Бартоло - Как убить рок-звезду

– Джек Стоун.

Фельдман нацелил на меня палец, похожий на маленькую сосиску.

– Не думай, что Винкл глупей нас. Как раз поэтому он его и не отпустит.

Наконец-то Филипп Оксфорд сделал что-то умное – он купил билет на место, расположенное в первом ряду сразу за выходом. Но тут же выяснилось, что его рост составляет шесть футов и три дюйма. Никакой он, оказывается, не умный, а просто ему повезло отрастить длинные ноги.

– Я не понимаю, – сказала я. – Если лейблу не нужен этот альбом, и они не собираются продавать его, почему они не могут просто его отпустить? Винклу-то зачем это надо?

– Ни за чем. Но он ничего и не теряет. Он только что выиграл джекпот с этой шлюхой из Индианы и сейчас может делать все, что захочет. И встань на его место. Он знает, что Пол – гений. Представь себе, что он его отпустит, а Пол снюхается с Джеком Стоуном и продаст пять миллионов экземпляров следующего альбома. Думаешь, Винкл может такое допустить?

– Ну и что остается делать Полу?

– Подставлять жопу. – У Фельдмана срывало резьбу. – А Винкл будет его в нее трахать. Понимаешь, он просто ловит кайф, демонстрируя силу. И если Пол не найдет компромисса, он поимеет его по полной.

Я уже собралась пошутить на тему, что Пол не возражает, когда его трахают, но почувствовала удушье, только подумав на эту тему. Я глубоко вздохнула и сфокусировалась на Филиппе Оксфорде.

«Это меня совершенно не касается», – сказала я себе.

– Элиза, я не знаю, что рассказывал тебе Майкл о том, что последнее время происходит с Полом, но…

– Майкл ничего не рассказывает мне о том, что происходит с Полом. Майкл не упоминает его имени в моем присутствии.

– Ну, мягко говоря, Пол очень сильно достал Винкла, и теперь тот сделал целью своей жизни утопить его в дерьме.

– Ты хочешь сказать, что Винкл собирается сгноить «Бананафиш» на полке только потому, что обиделся на Пола? В конце концов эта игра ему надоест.

– Пару недель назад я позвонил Винклу и сказал примерно то же самое. Через десять минут этот ублюдок прислал мне факсом страницу контракта, на которой говорилось, что сделка может быть расторгнута только в случае смерти или инвалидности артиста. В принципе он этим сказал, что если Пол не запишет альбом так, как этого хочет Винкл, и не будет делать и говорить то, что ему велят, то он будет принадлежать Винклу до конца своих дней.

Филипп Оксфорд утверждал, что, перед тем как самолет начал падать, в салоне было столько дыма, что он не мог разглядеть светящуюся надпись над аварийным выходом. Самолет ударился о землю и несколько раз подпрыгнул. Но Фил был готов. Он открыл дверь еще до того, как самолет полностью остановился. Он первым выпрыгнул из него.

– Помоги мне, Элиза. Времени почти не осталось.

– Я ничего не могу сделать.

– Ты единственный человек, которого Пол может послушать. Хотя бы постарайся привести его в чувство.

Я закусила щеку и уставилась на фотографию Филиппа Оксфорда. У него была дурацкая беззаботная улыбка, и, глядя на него, было трудно представить, что он сможет выбраться из спального мешка, не говоря уже о горящем самолете.

– Поверь, что я – последний человек, с которым Пол захочет разговаривать.

Я отложила газету. Мне срочно надо было найти место, куда я могла бы сложить все, что обуревало меня в этот момент – сомнения, противоречия, осознание безжалостной правды, но сердце, душа, глаза и уши и даже кончики пальцев на ногах – все сжалось и закрылось и не впускало меня внутрь. По соображениям безопасности. У меня не оставалось выхода, я должна была выбросить все свои чувства.

Фельдман взял меня за локоть, и я не сводила глаз с его руки, пока он не убрал ее.

– У нас не особенно много вариантов, – сказал он. – Либо кто-нибудь убеждает Пола пойти на уступки, либо случается что-то очень плохое. Я не хочу, чтобы дело дошло до этого, и точно знаю, что ты этого тоже не хочешь.

В его глазах была какая-то темнота – молчаливая угроза, которую я не могла расшифровать.

– Что значит – очень плохое?

– Пол не в себе. Я боюсь того, что может прийти ему в голову. Я не хочу, чтобы случилось непоправимое и чтобы кто-нибудь пострадал.

Закушенная щека блокировала все эмоции. Еще одно полезное изобретение – использовать одну боль как средство от другой.

– Я рада была бы помочь, – мой голос был твердым, – но, к сожалению, как я уже сказала, я последний человек, с которым Пол захочет говорить.

Нет ничего хуже, чем влюбляться в человека заново каждый раз, когда видишь его, особенно если ненавидишь этого, черт подери, человека.

Это случилось вчера на репетиции. Каждому участнику было назначено определенное время. Мое начиналось в полдень, а Лоринг должен был появиться гораздо позднее, и мне в голову не приходило, что мы можем встретиться.

Нет, конечно, я вру. Это приходило мне в голову, и поэтому я прилагал значительные усилия, чтобы избежать этой встречи. Заглядывал за каждый угол, прежде чем повернуть, торчал в комнате отдыха, пока не пришел продюсер и не позвал меня на сцену, смотрел в пол, проходя по холлу, и все было в порядке до тех пор, пока снобливый английский музыкант не задержался на сцене дольше положенного ему времени и не сбил все расписание.

Паршиво, если в твою жизнь лезут люди, которых знаешь, но когда в судьбу вмешивается незнакомый бас-гитарист с дешевыми понтами, это вообще невозможно стерпеть.

То есть я хочу сказать, что, если бы ушел из театра когда положено, я бы не встретил ее. Но я не ушел, а торчал у столов со жратвой, ел чипсы с зеленым луком и ожидал своей очереди репетировать, когда в комнату, словно танцуя, вошла Элиза с Лорингом, который умудрялся окружать ее одновременно со всех сторон. Они не сразу заметили меня, потому что были слишком заняты разговором, таким интимным и оживленным, что я подавился чипсами.

За ними шел Дуг и еще какой-то парень с фотоаппаратом. Дуг помахал мне. Наверное, он хотел меня отвлечь, но я не мог оторвать глаз от Элизы. С черной вязаной шалью на плечах, опущенным подбородком и глазами, смотрящими в небо, она была похожа на сокола, собирающегося расправить крылья и взлететь.

И все мои силы ушли на то, чтобы не упасть на колени, не разреветься, как урод, которым она меня всегда называла, и не умолять ее убежать отсюда со мной. Я сам не верю, что признаюсь в этом вслух. Я стоял у стола, она посмотрела на меня этим своим взглядом, и, клянусь Богом, я хотел только одного – схватить ее руку, прижать к своей груди и сказать: «Давай уйдем отсюда к черту». Я даже был согласен уехать на метро. Я не шучу. Я был готов доехать на метро до Хьюстон-стрит, чтобы доказать свою любовь. А если бы она отказалась, я бы похитил ее и держал в заложниках до тех пор, пока она не согласится.