Любко Дереш - Намерение!

«Если существует одно событие, про которое ты совсем забыл, – нашептывал мне этот юродивый, – то где гарантии, что нет прочих вещей, о которых ты не помнишь?»

Я отвечал, что на такое в наше время гарантий никто не дает.

«Если ты припомнил одну цепочку событий, – подзуживал голос далее, – то почему не припомнишь других?»

Шутки шутками, но под конец дня мне и вправду начало казаться, будто я «припоминаю» определенные «события». Это уже тянуло на клинику и называлось «ложной памятью», поэтому я слегка испугался. Хотя воспоминания сами по себе были невинными и никакой общественной опасности не таили. Ну, показалось (подчеркиваю, показалось), будто я «вспомнил», как днем раньше ходил в Тернополь. Почти два часа провел неподвижно сидя на скамье у фонтана.

Подтвердить это или опровергнуть я не мог. Как доказательство возможности такой «прогулки» память приводила мне всю «чистую», так сказать, «документацию» – «официальную» последовательность прошедшего дня, отбрасывая любые обвинения в двойной бухгалтерии.

Еще одно «воспоминание» с запашком безумия:

Я иду по центральной улице города, сознание словно в лихорадке, трудно контролировать себя. Люди замечают мое состояние и обходят меня стороной. По тому, как все смотрят на меня, я чувствую себя опущенным, словно последний бомж, уличный недоумок или психически больной. Ощущаю враждебность и страх со стороны прохожих.

Я «общаюсь» с воспоминанием о том, как память «женщины» «возвращается» «из города», «куда ходила выяснять возможность аренды квартиры» (как все, оказывается, условно в нашей жизни! Гигантские конструкции условностей – которые мы сами и построили! – теперь питаются сиянием нашей памяти).

Откуда я все это знаю? – это все видно на поверхности ее памяти, но память становится прозрачнее с каждой минутой, и я слабо различаю, вправду ли эти события происходят с нами в одном времени и месте, вправду ли я говорю сквозь пространство и время – пласты воспоминаний становятся все прозрачнее, сливаются в глубину, в зеркальную перспективу, женщина берет меня под руку и осторожно ведет к скамейке, время растягивается до неимоверности, и тут я улавливаю, откуда знаю ее – ведь я в той же самой церкви пою в хоре! «Тетя Марийка, – сипит кто-то моим ртом, Господи, какой сушняк, – это я – Ванька!» Как тяжело говорить, она думает, что я пьяный. «Я не пил… это не водка… только маме… не говорите…» Но моего мычания она не понимает, поэтому пугается и уходит прочь. Я встряхиваю головой – никакой я не Ванька, что же это со мною творится сегодня? Полулежу, прислонив голову к холодной стене. Проходит группка молодежи, посматривают на меня тяжелыми взглядами, я знаю каждого из них по имени – надо ползти отсюда. Поднимаюсь на негнущиеся ноги, и чем дальше иду, тем яснее восприятие, исчезает шум (словно мое опьянение было вызвано нечистью города). Едва я это осознаю, как сразу же начинаю чувствовать себя счастливо и легко. В лицо дует ветерок. Выхожу из проезда на улицу, где ходят трамваи, забыл, как эта улица называется…

Память резко гаснет, и я уже не могу припомнить, что было дальше.

Когда я вышел из воспоминания, у меня скрутило живот. Несколько раз сжало грудь и даже горло, но сразу же отпустило. Меня проняла гнетущая тревога, какой я давно уже не ощущал. Это беспокойство того рода, когда не уверен полностью, выключил ты ли газ на кухне, закрутил ли кран, не натворил ли беды. Неопределенность, ощущение незащищенности.

Впервые за весь период работы с памятью во мне появился страх, что все это время я двигался в неправильном направлении, а теперь зашел слишком далеко, чтобы исправить ситуацию. Зашел слишком далеко…

Ближе к ночи я вообще не мог найти себе места. Что-то меня беспокоило, не давало спокойно усидеть на месте. Хотел было поговорить с бабушкой, чтобы отвлечься, но она как раз приняла снотворные таблетки. Думал и сам сделать то же самое, но не решился.

Уже совсем стемнело, когда я вышел во двор подышать воздухом. Тоже не помогло. Начал ускоряться пульс. Короткие приступы паники и нарезка воспоминаний из жизни, которой я не жил:

– из тенистого переулка выхожу на яркое солнце, на улицу, где ходят трамваи… Я вспомнил – это улица Дорошенко. Сознание понижено, чувствую тупую боль в низу живота, где-то на уровне мочевого пузыря. Бородатый парень еврейской внешности обращается ко мне по имени и дальше говорит по-русски, с московским акцентом. Говорит, чтоб я не слонялся, разинув рот, а шел в магазин, помогал мыть окна.

– я внутри магазина, пол выложен красивыми серыми изразцами. На серых, уже другого оттенка, чем изразцы, стенах – большие художественные фотографии Львова. Я узнаю почти все места. В интерьере магазина преобладают два цвета – серый и красный. Хорошо. Легонький хмель в голове, но в целом ясность, подъем.

Бросило в холодный пот. Протер лицо руками. На дворе стемнело, а мне стало еще хуже. Ощущение – как при отравлении. Дрожат мускулы на ногах, держусь очень неуверенно. Попробовал подышать глубоко, как на уроке физкультуры, но стало так страшно, что я присел посреди двора и только и смог, что выдавить жалкое: «Мама!» Что-то резануло в животе, и на секунду в глазах потемнело.

«Ну, все, – похолодел я. – Сейчас откину копыта!»

Скрутило кишки, и я, едва не обосравшись, трусцой побежал в туалет, одновременно смеясь и размазывая слезы. Едва успел спустить штаны, присел, отмечая, как отдаляется мир.

Оно приближается. Тяжелым клубком в горло вонзилось сердце. Бляха, я ж умираю!