Любко Дереш - Намерение!

16

Я был в Хоботном, глубоко в полях. Садилось солнце. То было ласковое, летнее солнце, время, когда дело идет к осени. Я видел, как с полей взлетают один за другим аисты. Подгибают смешные длинные ноги, взмахивают крыльями и делают медленные круги над полями.

Солнце заходило и разрисовывало небо в глубокие, бесконечные цвета янтаря и синевы. Небо было чистым и глубоким, как это водится в августе, и аисты, курлыкая, один за другим поднимались в воздух. Далеко-далеко чернели силуэты старых деревьев, и сухие стебли возле моих ног едва-едва шевелились от вечернего ветерка. И полевые пташки заводили свои песни, то одна, то другая, а потом все – только та маленькая птичка, что так высоко-высоко поднимается над землей и поет сама для себя, тихо-тихо.

Я смотрел прямо на солнце – мягкое, розовое, земное солнце – и, может быть, это от его света у меня слезились глаза. Может быть, это было только солнце.

Я благодарил и плакал.

1

Раньше я не знал, что есть вещи, которых не пояснишь другим. Но все равно снова приходится базарить об абстрактном.

2

Разве мог я и дальше считать себя тем, кем я был раньше? Оставался ли я Петром Пяточкиным?

Петр Пяточкин – лишь одна из возможностей, которая была реализована. Того молодого человека из «Открытого кафе», которым я тоже был, звали совсем иначе. Но я до самого момента перехода не осознавал, что ко мне обращаются чужим именем. Я был другим человеком, с другой биографией, с другим именем.

Спрашивается, кто же я тогда сейчас? Не знаю. Я тот, кто может порой делать выбор. И то даже не уверен, действительно ли выбор принадлежит мне. Я не знаю, кто я такой. Может, просто луч, который высвечивает те или иные варианты жизней? Может, и так – всего лишь забавная игра света и тени.

Иногда я думал: а что, если не было никакого кафе? Что, если это в самом деле тяжелая форма расщепления личности? Слишком необычно, искусственно звучат эти имена: Гоца Драла, Юра Гагарин… Может, я их выдумал? Имена и места словно насмехались надо мной, отражаясь одно от другого. Девушка старше меня, похожая на мою сестру, и мужчина, которого я обожал, похожий на моего брата. Юра Гагарин в кафе и портрет космонавта Гагарина в комнате деда. Юрович и дедов товарищ Юрко… Я не улавливал связи, но я предчувствовал их. Вроде и все вещи и события жизни в неявном виде присутствуют прямо тут, нужно только сменить взгляд, чтобы увидеть это.

«Меньшие» относительно меня воспоминания кажутся выдумками, фигурами из снов. Что ж, для высших памятей я тоже – лишь «игра света и тени». Держа под контролем эту относительность, я имел шанс жить, а умирая – не жалеть.

Это и делает человека свободным, но порою от того на сердце не легче.

3

Пока бабушка доживала свои дни, путешествия в память не прекращались.

Из далеких далей я возвращался на теплые места в Хоботное, вклинивался в людской поток времени и продолжал жить как ни в чем не бывало, считая себя Петром Пяточкиным, хотя, наверное, это уже было не так. Пока я жив – я свободен, и мне все равно, как меня зовут и откуда я родом. Хемингуэй сказал, что человека можно уничтожить, но одолеть его невозможно. Я могу не иметь формы, имени, но пока я жив, я есть. Этого достаточно.

4

Часто, особенно на первых порах, когда я возвращался «из миров» на Землю, в Хоботное, у меня возникала так называемая «псевдопамять». Это были своеобразные фантазии, на которые я натыкался, когда пытался навести порядок в хронологии событий. Ведь то, что понятно для тела, непостижимо для разума. Разуму спокойнее верить в выдумку, чем принять неистовую правду.

Фантазии поясняли мне, какие события (в которых я на самом деле участия не принимал) происходили до моего исчезновения из поля Земли, а также после возвращения, так, чтобы дебет сходился с кредитом – причины соответствовали следствиям. Проще говоря, псевдопамять пыталась задурить мне голову, на ходу выдумывая банальные сюжеты.

Верить в выдумки легче – это ни к чему не обязывает. Докапывание до действительности всегда накладывает ответственность за выкопанное. Чем больше накопал, тем больше и ответственность. Если претендуешь быть – прими за это ответственность.

А что до псевдопамяти, то там сразу видно, где шито белыми нитками.

Разум вообще слабо верил в мои перемещения: всё это, мол, сновидения, глюки и прочее в этом роде. Но телу, которое испытывало все «прелести» телепортухи на собственной шкуре, было начхать на разум. Оно делало свое дело и оставляло разум перед кучей противоречий и нестыковок. Например, надо разуму объяснить, как я оказался сразу после «сна» про мир скал ночью в хоботновском лесу. И он, понятно, разумеет: «Ну, парень впал в забытье и во сне, старательно одевшись по привычке в полевую одежду, забрел аж сюда!»

«Почему же тогда, – спрашиваю мудреца-мудака, – у парня свеженагуталиненные ботинки?»

«Ну, он… это… на руках шел… Лунатик все-таки…»

И так далее. Разуму трудно смириться с тем, что ежедневный способ считывания памяти – не единственно возможный. В считывании могут случаться разрывы. На других скоростях появляются новые объекты, новые связи.

5

Я видел: вот-вот, и тяготение памяти Планеты будет не сильнее притяжения других полигонов памяти. Говоря образно, я выписывался с родного места проживания.

В кабинете профессора Галушки среди других материалов по космонавтике наткнулся на интересную книжку – справочник по астрономии. Узнал массу волнующих вещей. Например, для того, чтобы спутник на орбите вышел из поля притяжения Земли, ему необходимо развить вторую кос ми че скую скорость. А это, по подсчетам ученых, немало – 11 с хуем километров в секунду.

ИНФА ДЛЯ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫХ: третья космическая – это скорость, которая позволяет телу преодолеть притяжение Солнечной системы. Четвертая космическая – скорость, с которой тело может преодолеть притяжение нашей галактики. Кстати, наша галактика называется Млечным Путем.

Я должен был как следует постараться, чтобы набрать необходимую скорость. Допустим, первую космическую я уже набрал. То есть у меня достаточно скорости, чтобы кружить на орбите Земли, посещать соседние памяти, порой даже достигать планетарной памяти близких планет – Луны, Марса со спутниками, Венеры.

Физикам известно, что каждый дополнительный килограмм полезного веса, который надо запустить в космос, обходится в дополнительные тонны горючего. Соответственно, в ракетостроении возможны такие варианты:

а) взять больше горючего;

б) уменьшить массу, которую я собираюсь вывести в открытый космос вместе с собой;