Алексей Слаповский - У нас убивают по вторникам (сборник)

И она выхватила из сумочки маникюрные ножницы.

Стас застыл. Он был человеком женатым и знал, что рассерженная женщина с ножничками в руках страшнее террориста с автоматом. В того, по крайней мере, можно сразу же выстрелить, а в женщину стрелять не с руки. Тощинскому хорошо, у него депутатская неприкосновенность, а Стаса и посадить могут за превышение необходимой обороны.

– Между прочим, – раздался вдруг из соседнего купе стариковский, но громкий и ясный голос человека, привыкшего к публичным выступлением, – я готов быть свидетелем по делу об угрозе и нападении. Как адвокат и правозащитник обещаю большие неприятности!

– Это кто там еще? – поразился Тощинский.

– Да так, – ответил второй охранник, закрывая дверь в купе правозащитника.

Тощинский, человек смекалистый, понял, что легче сделать все чужими руками. Лучше служебными – чтобы был вид законности.

– Проводница! – закричал он. – Быстро сюда, у вас бардак тут!

Пришла Людмила. Маша следовала за нею, а за Машей шел и Галкин, правда, почти не видный из-за ее крупной фигуры.

– Здравствуйте, – официально сказала Людмила. – В чем дело?

– Найдите ей место! – приказал Тощинский. – Ваша железная дорога виновата, вы и разбирайтесь!

– Пассажир должен занимать место в соответствии с тем, которое указано в билете, – сказала Людмила. – Если место по какой-то причине не устраивает, проводник может по желанию пассажира предоставить ему другое при наличии свободных.

– Вот и предоставь – ей! – сказал Тощинский, снимая пиджак, уверенный, что дело уже решено.

– Желаете другое место? – спросила Людмила Анну Антоновну.

– Нет!

– Да что ты ее спрашиваешь, предоставь и все!

– Не имею права.

– Так. Последний день работаешь! – тут же пригрозил Тощинский Людмиле.

– Ничего подобного, – улыбнулась она. – Вы мне не начальство, я вас вообще не знаю.

– И эта туда же! Врать не надо, не надо врать! – взбеленился Тощинский. – Ну, одна может меня не знать, может, она в погребе жила, а ты-то! Ты в поездах ездишь, у вас тут радио, газеты!

– Ну и что? Я действительно вас не знаю.

– Тощинский я, дура! – заорал Виктор Эмильевич.

– Публичное оскорбление и хулиганство, статья первая, пункт «б»! – донеслось из-за стенки: правозащитник обладал не только звучным голосом, но и тонким слухом.

– Молчи! Идиоты какие-то! Устроили тут!

Тощинский раскричался не на шутку. Людмила почувствовала в это время щипок в талию, повернулась. Маша с удивленными глазами прошептала:

– Ты чего? В самом деле же нажалуется. Не уволят, ясно, но неприятности будут. И зачем ты говоришь, что его не знаешь?

– А чтобы проучить, – сказала ей на ухо Людмила. – Я думаю, Ольга в этом случае поступила бы так же.

Маша уже много знала о двоюродной сестре Людмилы, ее способностях и довольно благородных, хоть и странных, поступках. И ей вдруг захотелось тоже совершить благородный и странный поступок.

Потеснив корпусом Людмилу, она спросила громко и веско:

– Так, я не поняла, тут ссадить, что ли, кого-то надо? Мужчина, чего это вы безобразничаете? А? Вам тут не пивнушка, а вагон мягкого класса, между прочим! Приличные люди проезжают! А если что не нравится – на ближайшей станции милости просим, до свидания! И пишите письма в МПС. Есть вопросы?

Тощинский застыл. Он смотрел на Машу и не в силах был вымолвить ни слова. Потом, медленно поворачивая голову, будто перископ подводной лодки во вражеском море, обвел глазами присутствующих: не смеется ли кто? Но Анне Антоновне было не до смеха, Людмила смотрела твердо, Маша грозно, лица охранников были каменными, прочий персонал Тощинского куда-то попрятался и реакция его была неизвестна (слышалось, впрочем, прысканье из туалета и странные звуки из тамбура, но они не доходили до Тощинского). Испуганно улыбался лишь Галкин, но Тощинский его не видел.

– Я понял! – сказал наконец Тощинский. – Издеваться надо мной вздумали?

– Никто не издевается, – сказала Маша. – Кстати, вот у женщины билет есть, а ваш-то где?

Тощинский был настолько, как выражаются историки, описывающие крупные военные сражения, деморализован, что начал шарить по карманам, отыскивая билет. А его и не было, он был, как всегда, у кого-то из помощников.

– Где билет? – закричал Тощинский.

Но, похоже, тому, у кого был билет, было совсем плохо – из туалета доносились чуть ли ни рыдания и стон: «Не могу!»

– Ясно, – Маша села рядом с пассажиром, имея на это служебное право. – Будем оформлять безбилетный проезд.

– На! – швырнул перед ней Тощинский пачку денег, которые были у него под рукой, в бумажнике, где он смотрел билет.

– Дача взятки при исполнении, статья семнадцатая, часть вторая Уголовного кодекса, – тут же послышалось из-за стены.

– Мне ваших денег не надо! – гордо отказалась Маша.

– Да ладно! – не поверил Тощинский. – А то я баб современных не знаю. Да любая за сто долларов… – и он перечислил, что, по его мнению, может сделать современная женщина за сто долларов. И все его предположения были одно грязнее другого.

И тут возник Галкин. Когда он успел пробраться, неизвестно. Но вот уже стоит перед Тощинским, причем стоячий Галкин оказался лишь ненамного выше сидячего Тощинского. И вдруг говорит:

– А за это, между прочим, по морде бьют!

– И любой суд оправдает! – подтвердили из-за стенки.

– Да я тебя… – приподнялся Тощинский. – Я тебя, урода…

Осталось невысказанным, что он собирался сделать с Галкиным. Тот тоже ничего особенного не сделал. Просто выставил свою небольшую руку, препятствуя приближению Тощинского, и, наверное, куда-то попал. В какую-то случайную болевую точку. Тощинский рухнул на сиденье и взвыл:

– Стас, убей его!

Тут в вагон вошел дежурный наряд милиции, состоящий из двух милиционеров. Они были молодые, оба с румяными щеками, с серыми глазами – как братья, хотя на самом деле познакомились и подружились в ходе службы всего лишь месяц назад.

– Милиция, – негромко сказал Стас.

– А! – обрадовался Тощинский. – Милиция, иди сюда! Арестуйте вот этих всех! Одна тут сидит, уходить не хочет, а эти придуриваются, делают вид, что меня не узнают!

Милиционеры были из рядового состава, им и так надоело, что любой ими командует, а тут еще посторонний. К тому же, один из них обладал от природы хорошим чувством юмора и проницательностью. Он сразу уловил, в чем суть, и решил подыграть. Может, у него было такое настроение. Может, ему было скучно. Может, он по молодости не боялся административных последствий со стороны начальства. Неважно. Бросив своему напарнику особый взгляд, который означал: «Делай, как я!», – они быстро эти взгляды разучили, профессиональная необходимость! – милиционер козырнул и сухо сказал: