Джо Питерс - Никто не услышит мой плач. Изувеченное детство

Когда солнце уже светило во всю, я высунул нос за дверь. Местность вокруг была так же пустынна, как когда я ложился спать. Единственными звуками вокруг были шум деревьев и пение птиц. Я решил немного исследовать местность и спрятать свой рюкзак в леске неподалеку, не желая везде таскать его с собой, но опасаясь, что какие-нибудь рабочие зайдут днем в сарай и найдут его там. У меня в целом свете ничего не было, кроме этого рюкзака, так что я не мог позволить себе его потерять.

Мои новоиспеченные друзья днем были в школе, так что я проводил долгие часы, играя в лесу сам с собой. Я радовался недавно приобретенной свободе, но давно прикончил свои последние запасы, принесенные из школьной столовой, так что в животе у меня урчало так, словно надвигался шторм. Да и желудок начинал побаливать.

Весь день я с нетерпением ждал встречи с Джоном и другими ребятами, когда они снова выйдут погулять после школы, и мне показалось, прождал целую вечность, слоняясь неподалеку от их домов, прежде чем они наконец появились.

Когда Джон и его сестра вышли из своего дома, я видел, как они ищут меня, надеясь, что я где-то здесь, страстно желая поговорить со мной, и это было очень приятно.

– В каком доме ты живешь? – спросил Джон, пока мы сидели и ждали, когда к нам присоединятся остальные ребята. – Потому что мы знаем всех в этом районе.

– Вон там, – сказал я, указывая в непонятном направлении и желая поскорее сменить тему.

– Но вчера вечером ты сказал, что живешь в другом направлении, – запротестовал он, очевидно озадаченный и заинтригованный одновременно.

– На ферме за мостом, – сказал я, потому что помнил, как вчера проходил мимо нескольких ферм.

– На какой именно? – теперь уже заинтересовалась его сестра. – Наши родители знают всех фермеров.

Наверно, они обсуждали меня дома, и их родители проявили интерес. Я начал немного паниковать, но постарался взять себя в руки.

– Ладно, – сказал я, не зная, как теперь выкрутиться. – Я буду с вами откровенен. Обещаете, что ничего никому не скажете?

Джон с сестрой торжественно закивали, их глаза расширились в предвкушении чего-то удивительного. Все любят, когда им доверяют секреты.

– Я – беглец.

Я впервые произнес это слово вслух, и то, как драматично оно звучит, меня сильно удивило.

Они оба открыли рты от удивления, и на минуту в воздухе повисло молчание, пока они переваривали эту поразительную новость, за которой последовала масса вопросов: «Почему? Откуда ты?

От кого ты сбежал? Где ты спишь? Что ты собираешься делать теперь?»

Я объяснил, что моя мама избивала меня и грозилась убить.

– Если меня найдут, – объяснил я, – полиция отведет меня обратно домой, а там мне придется очень-очень плохо.

Я заставлял их клясться снова и снова, что они никому не расскажут, даже другим ребятам из своей кампании, – но неудивительно, что для них это была слишком потрясающая новость, чтобы суметь сохранить ее, и через пять минут вся компания уже была в курсе дела. Полагаю, у каждого ребенка рано или поздно наступает момент, когда у него появляется желание сбежать из дома, а теперь эти дети встретили кого-то, кто действительно это сделал, и им захотелось принять участие в этом приключении. О футболе никто и не вспомнил – все просто хотели посидеть, поговорить и строить планы на будущее вместе со мной. Все говорили одновременно.

– Хорошо, – сказал Джон через некоторое время, – мы заключим соглашение. Мы никому не расскажем о тебе и будем о тебе заботиться.

Мы отошли подальше от домов, чтобы нас точно никто не подслушал, и они усадили меня перед собой и попросили рассказать о том, что со мной делала мать. По мере рассказа их рты открывались все шире. Я не говорил им ни о каком сексуальном насилии, только о побоях и о заключении в подвал, где я проводил по нескольку дней без света и еды. Само собой разумеется, никто из них не знал, что где-то жестоко обращаются с детьми, и никто не мог даже представить, каково иметь такую мать, как моя. Наверное, в моем рассказе она была больше похожа на персонажа из фильма ужасов, что вполне точно соответствовало ее характеру. Я видел, что они были сильно потрясены моим рассказом и искренне хотели чем-нибудь помочь.

– Так где ты спал прошлой ночью? – спросила сестра Джона.

Я показал на сарай вдалеке.

– Там, наверно, было очень холодно? Я пожал плечами и кивнул:

– Немного.

– Я знаю, как мы поступим. – Теперь она брала ситуацию в свои руки. – Мы пойдем домой и украдем тебе несколько одеял.

– Нет, у меня идея получше. – Джон перехватил инициативу у сестры. – Мы незаметно проведем тебя в дом, и ты можешь спрятаться у меня под кроватью. Мы можем отводить тебя вниз и кормить, когда мамы с папой нет дома.

После этого я действительно запаниковал. Если бы мы начали делать все эти вещи, то совсем скоро взрослые бы что-нибудь заподозрили и начали задавать серьезные вопросы. А эти дети не были похожи на тех, кто может выдержать любой допрос. Они относились ко всему как к восхитительной игре, как и любые нормальные дети, но для меня все было в высшей степени серьезно, вопросом жизни и смерти. Если бы меня схватили и отвели домой, я был вполне уверен, что мама окончательно потеряла бы контроль и убила бы меня при следующей вспышке гнева.

– Не думаю, что это сработает, – сказал я, не желая показаться неблагодарным. – Но я очень голоден.

– Хорошо, – сказал Джон, вскочив, – мы закатим тебе настоящий пир.

– Не сходи с ума, – ответил я. – Не бери ничего такого, чего кто-нибудь может хватиться. Нам незачем вызывать подозрения.

Несмотря на мои просьбы проявить сдержанность, они решили делать, что захотят, и были слишком возбуждены, чтобы внять голосу разума. Все бросились бежать по домам, сказав ждать их в моем сарае.

Дома они окончательно спятили, опустошая родительские буфеты и серванты, и принесли мне охапки постельного белья и пакеты, полные еды, превратив сарай в маленький уютный домик, что-то среднее между детским лагерем и пещерой Санта-Клауса. Не все из принесенного было хорошо продумано (например, консервные банки с тушеной фасолью без консервного ножа), но все равно они принесли достаточно, чтобы я наелся до отвала, пока они болтали вокруг меня о планах на будущее, о том, как они будут обо мне заботиться и прятать меня. У меня снова возникло чувство, что я – щенок, но, по крайней мере, теперь я был желанным семейным любимцем, а не презираемым грязным псом.

– Ты будешь нашим лучшим другом-беглецом, – говорили они, с гордостью показывая все украденные для меня припасы, – и мы никогда никому не скажем, что ты здесь.

Но я все еще не был уверен на их счет, не верил, что они долго смогут хранить такой волнующий секрет от своих семей, но все же было приятно быть центром внимания друзей, и я был благодарен им за принесенное постельное белье и еду. Меня тронуло и одновременно опечалило то, как поразительно отличалась забота этих детей ко мне в этой хижине и отношение мамы, Амани и прочих членов семьи ко мне в прошлом, когда я был еще маленьким ребенком. Почему моя собственная семья не хотела заботиться обо мне вот так? Я решил прекратить переживать из-за тех вещей, которые все равно уже не изменить, и просто наслаждаться выпавшим мне счастливым случаем, пока я не двинусь дальше через несколько дней.