Харви Джейкобс - Американский Голиаф

– Тоже мне история! – сказал Джейбез. – Вообще херня. Никто-то, кроме тебя, того мужика и не помнит.

– Тебя тут не было, вот ты и не помнишь, – объяснил Тайлер.

– А где я был? – спросил бармен.

– Ты уезжал в Казеновию взглянуть на участок. Не припомню, кто в ту ночь был вместо тебя. Тогда еще речка из берегов вышла.

– Значит, замороженный скульптор вытесал исполина а антихрист довез до могилы? – спросил Барнаби, жуя колечко бекона. – Хорошее объяснение. Спасибо, джентльмены, взгляну-ка я сам на это диво, пока оно не встало и не пошло куда подальше. От этих исполинов никогда не знаешь, чего ждать. Очень уж эксцентричная раса.

– С вас еще двадцать центов, – сказал бармен.

Барнаби заплатил и записал расходы в графу «Местный колорит».

– Голиафу мое почтение, – сказал бармен.

– Я передам, – пообещал Барнаби.

– Они с евреем заодно, если хотите знать, – проговорил Тайлер, пока Барнаби застегивал пальто и опускал уши от шапки.

– С каким евреем?

– С Бапкином, водяным колдуном. Живет у миссис Ильм – уж не знаю, зачем она его держит. Не доведет он ее до добра.

– Не вижу связи.

– Еврей своей лозой нащупал место, где потом выкопали каменного человека, – объяснил Джейбез. – Лозоходец чертов. Чуть не повесили за эти дела.

– Знает больше, чем говорит, – сказал Тайлер.

Иудеем, нащупавшим лозой мастодонта, вдохновился бы даже Джон Зипмайстер. Черт возьми, президент Барнум должен рыдать от такого надувательства. Поручение начинало Барнаби нравиться. Оно укрепляло его во мнении, что к востоку, северу и югу от Манхэттена произрастают сплошь садовые головы.

Александр Ньюэлл поделил очередь так, что в шатер Кардиффского исполина входили паломники двух типов. Одна группа была составлена из простых любопытных. Другая представляла собой печальное сборище больных и увечных. Первые явились за развлечением, вторые – за помощью.

Из естественного сострадания каждую четверку нормальных людей Александр впускал в святая святых исполина только после двух групп страждущих. Он не понимал, с чего это люди вдруг поверили, будто каменный человек умеет лечить болезни, однако мать объяснила, что когда человеку не на что надеяться, ему особенно нужна какая-нибудь святыня.

От стыда за это жульничество Александра слегка мутило. Дядя Джордж сказал, что план – шутка, но что же смешного в выколачивании долларов из нытиков и нищих? И все же муки совести утихали, когда Ньюэллы брались за подсчет доходов.

– Если дела и дальше так пойдут, – говорил Чурба, – утебя будет корабль с шелковыми парусами.

– Влезайте, только побыстрее, – приказал Александр очередному квартету страдальцев. – У вас десять минут.

Глухая девушка ввела в шатер слепого мужчину. Они были чужими друг другу, но сговорились и приехали вместе, так что слепому не пришлось платить еще и за сестру, которая собиралась его сюда везти.

– Смотрите за ним, – сказал Александр глухой девушке, – а то еще растянется. Если он там что сломает, мадам, вы будете отвечать.

Второй парой стал солдат в военной форме на самодельной инвалидной коляске, а с ним скрюченное существо, не то горбун, не то горбунья, настолько старое, что Александр не понял, какого оно пола.

– Давайте все вместе. Вон сколько народу ждут не дождутся поглядеть на окаменелое диво, нельзя же их просто так домой отправить. Солнце теперь рано садится, вы ж знаете, так что не тратьте время. Десять минут начнутся, как только вы пройдете через полог.

– Что ты видишь? – шепнул слепой мужчина глухой девушке.

– Онане слышит, зачем спрашивать? – Отвечать пришлось горбуну. – И вообще, помолчите-ка лучше. Мне надо, чтобы было тихо, а то никаких чувств не почувствуется.

– На исполина стоит посмотреть, – сказал солдат. – Тут вырыта яма, по бокам обложенная досками, в ней он и лежит. Видно, что перед смертью его мучили и пытали. Руки вцепились в живот и в задницу, аноги поджаты, как у новорожденного. Волос совсем нет, ни на голове, ни на щеках. Лицо как у ангела, вот только рябое и вымазано чем-то черным и коричневым. Около носа и глаз краснота, может засохшая кровь.

– Ты здесь не затем, чтоб речи толкать, – оборвал его горбун. – Утихни. Каждый сам за себя.

Слепой потерял зрение в пять лет, когда у него наглазах плуг разрезал на две симметричные половинки его щенка.

Глухая девушка в три года переболела оспой. Чтобы облегчить, как думали родители, последние часы своей малышки, они передвинули ее кроватку к себе в комнату. Последними звуками, которые уловили пылавшие уши девочки, стало рычание и стоны чудовища, явившегося, по-видимому, ее убить.

Хромой солдат держался вдалеке от крупных сражений и вернулся с войны целым и невредимым. Ноги отказали ему в тот миг, когда отец читал газетный очерк о подвигах павших героев.

Горбуна скрутило время. В тишине шатра он не сводил глаз с каменного человека, вспоминая те безмятежные дни и сладкие ночи, что никогда уже не вернутся.

Парад бесконечен. Один с белыми глазами. Второй с забитыми ушами. Третий с перекрученными ногами. Четвертый – окостенелый мечтатель. Тушки светлячков, но без свечей. Явились красть у меня свет. Берите, что вам надо, и пошли к черту!

Слепой выкатился из шатра прежде времени, целуя цветы и вопя, что видит.

За ним бежала глухая девушка, она слышала его смех и дикие вопли.

За ними ковылял молодой солдат, толкая перед собой пустую коляску.

Не изменился только скрюченный, но его жалкий вид был оставлен толпой без внимания.

Александр машинально махнул рукой, приглашая следующую группу, но никто не пошевелился. Только через минуту до него дошло, что случилось. Слепой поцеловал мальчика, и Александру стало страшно. Уронив рулон билетов, он схватил коробку с деньгами и бросился к дому.

Берта Ньюэлл смотрела в окно.

– Уильям, – окликнула она занятого цифрами мужа, – кажется, с нас хватит. Срочно посылай за Джорджем.

Когда Барнаби Рак добрался до фермы Ньюэлла, публика пребывала на седьмом небе. Узнав причину, он кинулся искать спасенных, чтобы взять у них интервью.

– А как же я? Мне теперь еще хуже, чем раньше! – орал на репортера старый горбун. – Я зря сюда ехал. Так и запишите.

– Сэр, – сказал ему Барнаби, – мне как-то рассказали историю: двое несчастных явились к источнику святой Бернадетты. [36]Один был парализован из-за хронического артрита, и его принесли на носилках. Он истово верил в Бога и держался одной лишь верой. Второй был закоренелым атеистом, жертвой ревматизма, к святыне его прикатили на коляске правоверные друзья. Обоих подняли ипогрузили в священные воды. Сомневающийся атеист вышел из купальни совершенно здоровым. Верующий, оставшись при своем параличе, принялся горько жаловаться священнику на несправедливость Господа. «Возрадуйся, – отвечал священник, – ибо твои благословенные носилки обрели новые рукояти!»