Харви Джейкобс - Американский Голиаф

– Мне претит сама мысль, – ответил Бен. – Образ потеряет всю свою элегантность.

– Плевать мне на твою элегантность! – воскликнул Джордж. – Я прошу всего-то треть площади. Кому будет от этого хуже? По тому, как все идет, хумидор не откроется раньше февраля. Бен, я слишком много вложил в Голиафа. Чурба пошел на серьезные уступки, когда продавал мне долю. Нам нужно место, чтобы показать исполина публике, пока фальшивка Барнума еще срывает овации.

– «Хумидор Халла» – семейная собственность. Каменный человек – твое личное предприятие. Не думаю, что отец одобрил бы.

– Всяко одобрил бы. Почему нет? Твои строители запросто соорудят вот здесь стену, там – платформу, а еще дальше – отдельный вход. Все это временно. За прокат помещения мы заплатим тебе столько, что хватит на шесть люстр, а на долю от прибыли покупай сколько хочешь элегантности.

– Сколько ты заплатил кузену Чурбе за партнерство?

– Тридцать пять тысяч банковским чеком. Это со скидкой. Я заработаю в два раза больше.

– Под какие гарантии чек?

– Под мою долю в «Саймон Халл и сыновья».

– Ради пустой прихоти ты рискуешь своим будущим?

– Прихоти?! Ты видел очереди у Барнума? Мы заставим его прикрыть лавочку, а сами получим в два раза больше.

– Как вы заставите его прикрыть лавочку? – спросила Лоретта.

– Он висит на волоске. У нас в руках все доказательства того, что наш Голиаф и есть настоящий Кардиффский исполин. Мы составили иск: копия Барнума должна быть прилюдно уничтожена, стерта в порошок, а нам выплачена компенсация в сто тысяч. Великий мистер Барнум зашебуршится еще до того, как все кончится. Сбежит из города.

– Ты можешь гарантировать, что это не помешает реконструкции? Ты освободишь помещение, как только мы будем готовы его занять?

– Разумеется. А что, у нас есть выбор? Место должно быть рядом с садом Нибло, а больше здесь ничего нет. Это война, братец. Что ты думаешь, Лоретта?

– Даже и не знаю, что сказать, Джордж. Должно быть, захватывающе – два исполина борются за сердце Нью-Йорка.

– Захватывающе. Именно. Невообразимо захватывающе. Народ повалит валом. А еще более захватывающе станет, когда суд решит дело в нашу пользу.

– Я бы сказала, в этих яслях достаточно места, – проговорила Лоретта. – Так почему не впустить Голиафа?

– Не сравнивай собственность Халлов с яслями, – возмутился Бен.

– Она говорит о библейском смысле.

– Что там говорит или думает Лоретта, к делу не относится. Джордж, что на тебя нашло, как ты мог сорваться с места и бросить фабрику? Неужели Анжелика справится одна?

– Не Анжелика. Анжелика в Кардиффе у Берты Ньюэлл.

– В Кардиффе? Анжелика в Кардиффе?

– Она нездорова. Доктор Ларчмонт рекомендовал деревню и свежий воздух.

– Кто же остался в Бингемтоне?

– Я назначил ответственным Перси Уотерса, – сказал Джордж. – Он способный мастер.

– Перси Уотерс, может, и способный, но он не Халл. Джордж, что на тебя нашло?

– Слушай, брат, потому что об этом нелегко говорить. Я видел Голиафа и то колдовство, которое он творит. Это превосходит любую логику. В игре – силы, постичь которые невозможно. И ни один меркантильный прохиндей не имеет права опошлять истинное чудо. Ф. Т. Барнум совершил грех, которому нет прощения. Это все равно что выставить напоказ копию Иисуса и обирать с ее помощью честных христиан.

– Второй Иисус? – проговорила Лоретта. – Хорошая мысль.

– Ты заходишь слишком далеко, – сказал Бен. – Сперва ты ставишь под угрозу наши труды, а теперь говоришь о довесках к Христу? Это кощунство, Джордж.

– Прости меня за такие слова. И все же, Бен, нам нужно место.

– Хорошо, бери. Но только на месяц.

– Договорились. Благослови тебя Господь. Ты не пожалеешь. Что до образа – не бойся. Исполин никогда не принизит эти владения. Наоборот, он их освятит. А прибыль от сигар «Голиаф» окупит это здание дважды.

– Мы имеем дело с продуктом высшего сорта. Хумидор «Саймон Халл и сыновья» не конфетная тележка. Мы апеллируем к сливкам общества. Здесь никогда не будут продаваться сигары «Голиаф». Заруби это себе на носу.

– Ты весь красный, Бен, – сказала Лоретта. – Давай я провожу Джорджа наверх, покажу, какую ты устроил в мезонине гостиную. Ужасно красивая комната, вся в дереве, а в камине можно быка зажарить.

– Иди показывай. Хотя ему, похоже, все равно.

– Ох, не все равно, – возразил Джордж. – Еще как не все равно.

– Вот видишь, дорогой. Ему не все равно. Пошли, Джордж.

Лоретта повела Джорджа по лестнице, укрытой ковровой дорожкой; кованые перила были украшены кольцами и завитушками дыма. Джордж открыл дверь с надписью:

Комната, в которую они вошли, подошла бы для богослужений. На витражах красовались сочные кубинские поля и долины Коннектикута с высокими шелковистыми тенями саженцев, Данли в Гондурасе, Темпл-Истейт на Ямайке мягкие доминиканские холмы, тайные лощины Никарагуа мексиканские возвышенности, тенистые джунгли Камеруна – все, какие только есть на свете, эльдорадо пряного листа.

Стены обшиты орехом. Великолепные шкафы из ароматного испанского кедра, гондурасского красного дерева и вишни хранили в себе сотни ящиков, где предстояло стареть сигарам Халлов – изящно и медленно, словно тибетским ламам.

– Дворец! – сказал Джордж. – Когда Саймон это увидит, он посвятит Бена в рыцари.

– Мебели пока нет, – объяснила Лоретта. – Будет ампир, стулья пухлые, как индюшки, обтянуты парчой, а на подушках вышьют маленькое «X», то есть Халл. Всюду кресла, диваны, столики, лампы. Ковры из Персии.

– Восхитительно, – сказал Джордж. – Только не забудьте пепельницы.

– Посиди со мной. – Лоретта потянула Джорджа к полу. – Расскажи про Анжелику. В Кардиффе, ты говоришь, по совету доктора? Что с ней?

– Все и ничего, – ответил Джордж. – Эту женщину терзает эскадрон демонов. Подозреваю, что-то с рассудком.

– Милая Анжелика, – вздохнула Лоретта. – Бедный Джордж.

– У меня нет времени жаловаться. Передо мной ясная цель. Побороть ужасную несправедливость.

– Ты это серьезно насчет исполина?

– Еще как серьезно. Серьезнее некуда. Да, я серьезно.

– Посмотри, какой поток света из этих окон, – сказала Лоретта. – Заливает, точно райский сад.

– Меня больше заботит сад Нибло. Залитый отвратительным и фальшивым низкопоклонством.

– Я скучаю без наших утренних свиданий, – призналась Лоретта. – У твоей Анжелики свои проблемы, у моего Бена – свои. Он живет ради этого хумидора и бредит сигарами. В его жизни нет места для Лоретты.

– Каждый несет свой крест, – ответил Джордж.

Лоретта растянулась на полу. Она лежала и светилась в самом центре радуги. Светло-карие глаза закрылись. Лоретта облизала губы.