Джордж Сильвестр Вирек - Обнаженная в зеркале

Стелла предпочла не заметить этот вопрос.

– Какие инструкции оставила леди Синтия Грей? – строго спросила она.

Голос звучал повелительно. В этот момент она действительно была похожа на богиню.

– Я точно не знаю, – запинаясь, ответил священник. – Всё это случилось задолго до моего рождения. В последний раз этот дневник попадался мне на глаза очень давно.

– Синтия Грей написала, что однажды появится женщина и потребует этот документ. Она предъявит доказательства, что имеет права на него. Ошибка исключается…

Священник попятился.

– Ошибка исключается! Теперь я припоминаю, именно эти слова содержались в письменной инструкции, которую вручила священнику английская леди.

– Будьте добры, дайте мне листок бумаги, – потребовала Стелла, – и я докажу своё право на этот документ.

Священник подчинился. Стелла написала несколько слов.

– А теперь, святой отец, пожалуйста, передайте мне дневник. Мы хотели бы поскорее вернуться на корабль.

Отец Бонифаций внимательно изучал сделанную надпись. Адам не мог различить слова, но причудливое написание букв напоминало стиль XVIII века.

Прочитав то, что написала Стелла, священник побледнел и пробормотал какую-то молитву по-латыни, словно изгоняя нечистого духа. Однако священные слова не оказали на Стеллу никакого воздействия. Бесстрастная и непоколебимая, она последовала за отцом Бонифацием, который, крестясь, подошел к старинному резному книжному шкафу. Порывшись несколько минут в груде пожелтевших манускриптов, он вытащил жёлтый конверт и почтительно передал его Стелле.

– Благодарю Вас, святой отец, – прошептала она, склоняя голову, словно хотела поцеловать ему руку.

Тот сделал вид, что не заметил её намерения.

Стелла и Адам вернулись на корабль.

Поздним вечером, когда Адам уже лежал в постели, вошёл Феликс. Он принес шкатулку, покрытую затейливой резьбой.

– Что это? – удивился Адам.

– Я не знаю, сэр, – ответил Феликс с ехидной усмешкой. – Это Вам прислала леди Стелла.

Феликс принял от Адама чаевые, поклонился и вышел.

Адам открыл шкатулку. Внутри она была отделана бархатом. Там лежал дневник. Стелла, видимо, очень ценила этот манускрипт, если выбрала для него столь ценный футляр.

Заинтригованный, Адам нацепил на нос очки в роговой оправе и погрузился в дневник Синтии Грей.

Эльба, 2 марта 1815: Как малодушно с его стороны – сбежать от меня! Он высадился во Франции. Неужели я виновата, что Бони не смог быть счастлив со мной?

Эльба, 15 марта 1815: Наполеон движется по южной Франции, имея при себе 400 гренадёров против всей Европы. В чём причина столь безрассудной храбрости? Страх, его страх перед женщиной! Я, Синтия Грей, заставила вращаться колесо истории. Чем всё это закончится? В этом забытом Богом уголке приходится питаться лишь слухами. Как, наверно, трепещут коронованные особы в Берлине и Вене? А Талейран? Кого эта старая лиса предаст теперь? Могу вообразить, какое возбуждение царит в Париже. Мария-Луиза то и дело падает в обморок. Неужели она воображает, что Бони пустился на эту отчаянную авантюру, чтобы вновь стать обладателем её сомнительных прелестей? Нет! Он сбежал, сбежал от меня – Синтии Грей! Интересно, он признаётся в этом хотя бы самому себе?

Эльба, 20 марта 1815. Император овладел Греноблем. Он побеждает одной лишь дерзостью. Если бы он был так же дерзок в постели!

Эльба, 23 марта 1815: Бони в Париже! Удача и победа опять с ним. Королевская армия перешла на его сторону. Сейчас Наполеон вновь наводит блеск на свои потускневшие регалии, а я тоскую одна в своей комнате, смотрю в окно, и чувствую, что мне всё это смертельно надоело.

Дом опустел. Жизнь скучна. Никто не стучит в дверь, никто её торжественно не открывает и не спешит с докладом к Его Величеству, как это было раньше, даже если Его Величество спал. Он всегда ждал, с нетерпением ждал новостей, словно судьба мира по-прежнему была в его руках. И почти всегда какие-нибудь глупые донесения прерывали наши моменты близости…

Однажды я набралась храбрости и сказала: «Сир, наверняка это может подождать…». Он бросил на меня надменный взгляд, именно так Император смотрит на простых смертных. Но, увы, это не был взгляд возлюбленного.

«Только я решаю, насколько важно то или иное донесение. Для этого нужно, чтобы каждое донесение немедленно мне доставляли. На Эльбе моя воля – закон, даже если сейчас это мое единственное владение».

«Да, Сир», – покорно ответила я.

Он настаивал, чтобы придворный этикет соблюдался даже в постели. Он всегда был «Сир» или «Ваше Величество», а не «Бони» или «Любимый».

Теперь всё тихо. Сбежав, он оставил после себя пустоту, которая затягивает меня. Отдаваясь Наполеону, женщины покорялись гению, но не мужчине.

Мне нужно покинуть это унылое место… Нет, я не поеду в Париж. Если я это сделаю, он, возможно, запрёт меня в тюрьму. Пожалуй, Бони с меня уже достаточно.

Эльба, 25 марта 1815: Я всё ещё здесь. Я смертельно устала. Все говорят только о политике, надоели и раздражают. Хотя после него любой покажется мелким и скучным. Иногда я совершаю долгие прогулки по местам, где мы с ним гуляли. Мысленно уношусь в прошлое.

Как я охотилась за ним!

Казалось, весь мир вращался вокруг Бони! Для одних он был полубог, для других демон, восставший из ада. Слухи о нём разогнали нашу сельскую скуку. Однажды летним днем я бесцельно бродила по парку. Красные, вьющиеся розы и зелёные лужайки больше не радовали меня. Я не могла выносить обычные разговоры за столом, если только не говорили о нём. Мир был для него горячим конём, и он гнал его во весь опор.

Меня неудержимо влекло к этому сверхчеловеку. Я приказала горничной собрать вещи.

Я последовала за ним в Москву. Я замерзала среди снегов необъятной России, несмотря на прекрасных соболей, которых купила так дёшево. Однако Император всё время ускользал от меня. Я никак не могла его настичь.

Однажды, в Вильно, я увидела его. Он прихлёбывал чай с ромом. Я хотела броситься ему в ноги, но, увидев восковую бледность на его лице, передумала. Бессмысленно говорить о любви с мужчиной, который находится на грани нервного срыва.

При Дрездене удача снова улыбнулась ему – он одержал победу. Но, увидев усталые и недовольные лица его ветеранов, я поняла, что близится катастрофа. Он был разбит под Лейпцигом. Я знала, что скоро у него появится свободное время для любви – и для меня. Плод созрел. Теперь уже скоро…

Эльба, 26 апреля 1815: Армия разбита, друзья предали. Наполеон сослан на Эльбу. Ему оставили титул и назначили ежегодное содержание в два миллиона франков. 400 гвардейцев последовали за ним в ссылку. Я прибыла на Эльбу через неделю после него. Теперь – или никогда.