Джордж Сильвестр Вирек - Обнаженная в зеркале

Когда по прошествии времени Билкис пресытилась молодым любовником, она дала ему в управление сатрапию на юге Аравии, населённую племенем, известным под именем феманитяне. Это место до сих пор носит его имя; имя, которое на иврите означает «счастливый». Римляне называли его «Счастливая Аравия» – «Arabia Felix».

Феликс!

Это имя поразило Адама, как удар молнии. Полный подозрений, что Стелла намеренно приплела Феликса к своей истории, чтобы досадить ему, Адаму, он сквозь зубы пробормотал «спокойной ночи» и откланялся.

ПИРЕЙ не походил на другие шумные и грязные средиземноморские гавани. Он был сердцем цивилизации (с которой до сих пор не смогла сравниться ни одна другая), когда-то расцветшей в Элладе. Адам рисовал в воображении былое величие и славу Греции, стройные колонны её храмов, не замечая маленьких, неказистых домов. Даже в речи портовых грузчиков и проституток ему слышалась музыка «Илиады».

На какое-то время он даже позабыл о предмете своей страсти – вечно ускользающей Стелле. Адам пешком отправился из Пирея в Афины, однако Ван Нордхайм, который нанял машину, догнал его по дороге и предложил подвезти. Толстый голландец чуть заметно улыбался. Он не поддавался очарованию Пирея; всё это было ему давно знакомо.

Дорога пролегала среди оливковых рощ. Пейзажи Аттики заворожили Адама, хотя маленькие домики с плоскими крышами никак не напоминали величественные строения прошлого. Лишь кое-где можно было увидеть античные руины с дорическими или коринфскими колоннами, которые будили воспоминания об ушедшей эпохе эллинизма. Вдоль дороги паслись стада коров с круглыми, влажными глазами, которые наводили на мысли о волоокой Юноне [34]и тех славных временах, когда по улицам Афин бродили рука об руку Сократ и Платон.

Вдали, на фоне голубого неба, вставал снежно-белый силуэт Акрополя.

Когда автомобиль ехал по тихим улицам Афин, внимание Адама привлекло большое мраморное здание музея.

– Непременно пойдите туда и полюбуйтесь на гипсовые фигуры античных богов, – сказал Ван Нордхайм. – У меня есть кое-какие дела. Мы встретимся в баре отеля «Империал».

И он исчез в дверях ближайшего почтового отделения.

Изучив экспонаты музея (древность некоторых из них вызывала сомнение), Адам направился в бар. Ван Нордхайм сидел за столиком в углу.

– Вы знаете, – едва переведя дыхание, начал Адам, – я видел Стеллу…

– Я тоже, – сухо ответил голландец.

– Но я видел её в музее. Какой-то скульптор тысячи лет назад сумел передать каждую линию её тела.

– Вы настолько хорошо знакомы с её анатомией? – лукаво спросил Ван Нордхайм.

– Ну, я видел её, когда она плавала в бассейне, – неуверенно пробормотал Адам. – Кстати, а где она?

– Когда я видел её последний раз, она была с каким-то парнем, смахивающим на гангстера.

Адам нахмурился.

– Она мне ничего не передавала?

– Она что-то говорила насчет того, что встретится с Вами в Акрополе. На этот раз я к Вам не присоединяюсь. По-моему, она предпочитает встретиться с Вами наедине. Вряд ли Вы будете возражать против этого…

Адам ничего не ответил.

Петляя по узким, залитым солнцем улицам, такси в конце концов доставило Адама к древней цитадели. Молодые парочки с путеводителями в руках и непременным выражением восторга на лицах бродили среди сломанных колонн и разрушенных стен.

У подножия одной из колонн, растянувшись на каменном полу, лежал в пьяном оцепенении смуглый, толстый грек с длинными, печально поникшими усами. Его голова покоилась на пустой бутылке из-под какой-то местной выпивки, распространявшей вокруг запах смолы. Периодически приходя в себя, мужчина с пьяной улыбкой обводил взглядом окрестности. Время от времени он начинал напевать какую-то сентиментальную песенку. Его огромная голова была совершенно лысой; лоб избороздили морщины, словно плуг жизни много раз прошелся по этому полю.

Адам взглянул на изгоя с тем презрением, с каким англосаксы обычно относятся к человеческим порокам, и брезгливо поморщился. Помимо всего прочего, его возмущало такое непочтение к священной земле Акрополя. Пьяница осквернял её.

Между тем на сцене появился новый персонаж – крупная женщина, судя по виду, прачка. Тяжело отдуваясь, она несла ведро с мыльной водой. При виде толстого грека, пребывавшего в пьяной меланхолии, её обуяла ярость. Безобидная старуха превратилась в фурию. Казалось, её длинные волосы зашевелились, как змеи на голове Медузы Горгоны. Беззубый рот изверг поток грязных ругательств.

– Ты, пьяница, мерзавец, подонок! – заверещала она.

Женщина схватила мужчину за плечо и начала неистово трясти его.

– Ты только и умеешь, что накачиваться мастикой, ничтожество!

Пьяный толстяк поднял печальные, красные глаза на старую каргу. Его лоб наморщился от мыслительных усилий, и он стал похож на старую обезьяну.

– Дорогая, – заискивающе пробормотал он, борясь с икотой. – Я ничего такого не сделал. У меня была всего лишь одна маленькая пинта…

Разъярённая женщина схватила ведро и вылила его содержимое на голову мужчины.

Толстяк, принявший неожиданный душ, встряхнулся, вытер с глаз пену и всхлипнул, понемногу трезвея.

– Я знал, что за раскатами грома последует ливень…

Он с трудом поднялся и, спотыкаясь, поплёлся рядом с супругой, подгоняемый её пинками.

– Ну, просто современная Ксантиппа! – рассмеялся Адам.

– Если это Ксантиппа, то мужчина, вероятно, Сократ, – раздался рядом мелодичный голос.

Стелла появилась из-за античной колонны. Адам радостно схватил её руку.

– Как приятно увидеть тебя после этого неприглядного зрелища! В этой женщине, возможно, и возродилась Ксантиппа, но уж этот пьяница точно не Сократ. Тот дал новый импульс человеческой мысли. А этот опустившийся тип не может контролировать даже собственное тело.

– Ты неверно судишь о Ксантиппе.

– Воплощение сварливой жены…

Стелла присела на поваленную колонну, задумчиво глядя на раскинувшийся внизу город и холмы, покрытые оливковыми деревьями.

– Не забывай, мой друг, – начала она, и в её мягком голосе звучала легкая ирония, – что мы не имеем ни портрета, ни статуи Ксантиппы. Платон и другие почитатели Сократа намеренно очерняли её, приписывая ей вздорный характер. Это слишком просто – представить Ксантиппу обычной сварливой женой…

Она замолчала. Адам вновь почувствовал, что попадает под очарование её красоты. В спускавшихся сумерках он ощущал теплоту её дыхания и загадочное обаяние, которому не в силах был сопротивляться. А что если овладеть ей здесь, в тени руин древнего храма, где когда-то поклонялись Афродите.

Словно для того чтобы нарушить атмосферу очарования, Стелла заговорила. Она находилась рядом, но, казалось, была где-то далеко. Возможно, она вновь впала в транс, когда её мысли и душа путешествуют сквозь время и пространство.