Глеб Кащеев - Боги, которые играют в игры

– Келюмет Альхара. Слово закона. Или Слово Истины. Так его зовут. Откуда он взялся – легенд не сосчитать. Но каждый отец у нас, передавая сыну, говорит: «Храни его пока не пригодится». Традиция такая. Пользоваться им – никто уже много поколений не думал. Для всяких случаев у меня вот это, – откуда-то из-за спины вынырнула и оказалась в его руке узкая короткая изогнутая сабля, – а меч этот … я не знаю, но от него какое-то особенное чувство исходит. Как будто ты перед ним отвечаешь за то как делаешь свою работу. Словно из него на тебя все души твоих предков-стражников смотрят – как ты тут закон защищаешь.

Он замолчал, а я не стал нарушать повисшую тишину. Затем командир вздохнул, и вернулся к креслу за бокалом коньяка…

Покинул я резиденцию стражи уже ближе к вечеру, вооруженный адресом приличной квартиры, которую сдает старая вдова («Да брось ты эти гостиницы – оберут как липку, а потом всю ночь с клопами воюешь. Селись лучше у приличных людей» – напутствовал Ам Харис) и твердо пообещав завтра вернуться к полудню, чтобы вместе позавтракать.

То ли легкий алкогольный дурман, то ли неожиданное приятное знакомство были тому виной, но шел я легко, радостно щурясь на садящееся солнце, и с удовольствием посматривая по сторонам. Возможно, именно поэтому я заметил то, что словно игла в сердце заставило понять – Эль-Рабид я не забуду никогда. Я заметил сверкнувшие в золотых закатных лучах нити.

Нити тянулись откуда-то сверху, пропадая в вышине, к рукам, голове и ногам мужчины, который бодро шел мне навстречу по другой стороне улицы. Я остановился, не поверив глазам, ибо нити были столь тонки и прозрачны, что еле угадывались в воздухе. Пропустив прохожего мимо себя, я пошел следом. Нити скорее были похожи на натянутую прозрачную леску. Теперь я различал их чуть лучше, но все равно на высоте выше трех метров они уже совершенно растворялись на фоне голубого неба. Нити были хорошо натянуты и сопровождали мужчину совершенно не провисая, когда он, например, поднимал ногу для очередного шага. Некоторое время я шел за ним, пытаясь понять суть явления, затем догнав, извинился за беспокойство и максимально вежливо спросил его про эти нити. Мужчина осмотрел свой костюм:

– Какие нитки ко мне прилипли? Где?

– Ну вот, у вас из рукавов вверх идут…

Прохожий посмотрел на меня как на сумасшедшего. Боком отошел от меня и, оглядываясь, быстрым шагом пошел прочь. Я тоже оглянулся, надеясь спросить еще кого-нибудь про этого человека, как вдруг увидел прогуливающуюся парочку. У девушки вверх уходили точно такие же нити, а молодой человек с особенно восторженно-романтическим выражением лица, какое часто бывает у впервые влюбленных юношей, таких нитей не имел, но и на эти лески, уходящие вверх от его девушки, внимания не обращал.

Я пробежал чуть дальше, на торговую площадь со множеством бутиков, где всегда было многолюдно, и остановился, потрясенный сверканием закатного неба. Практически каждый на площади перемещался вместе с пятью уходящими вверх лесками. Лес нитей. Уходящих в чистое голубое небо.

Я подошел к одному из гуляющих по площади, и, стараясь сделать это незаметно, дернул одну из ниток, идущих к его руке. Рука взметнулась в тот же момент, поймав меня за запястье, а мужчина возмущенно спросил, чего это я размахался у его головы. Впрочем, он тут же брезгливо выпустил мою руку, боясь испачкаться в крови, и удалился, периодически оглядываясь и что-то возмущенно бормоча под нос, а я с удивлением смотрел на свои глубоко порезанные пальцы и на струящуюся по ладони кровь.

К дому вдовы я подошел только через пару часов, когда уже совсем начало темнеть. Все это время я бродил по городу, пытаясь понять, что же я такое вижу, или, хотя бы немного систематизировать это странное явление. Пока я знал только то, что таинственные нити имеет примерно большая часть горожан. Скорее, даже две трети, или три четверти. У маленьких детей их практически нет (хотя детей в этот час в городе я встретил не много), но, с другой стороны, я видел и семилетнего мальчугана с этими лесками, и девочек-подростков, которые были абсолютно нормальными. Удивительно, но старухи, которых я встречал, также были свободны от этих нитей. На центральных площадях города этих подвязанных людей было куда больше, чем на окраинах.

Попадались, кстати, и не до конца привязанные – видел таких всего пару раз. Идет один – голова на вверх уходящей леске, а нити на руках – короткие и болтаются свободно. Словно не доросли еще.

С точки зрения поведения, я чувствовал какое-то отличие обладателей нитей от обычных людей, но никак не мог сформулировать это ощущение. Они отличались – факт. А вот чем именно – вербализировать и даже осознать я пока не мог.

Я так наловчился видеть эти нити, что различал их все лучше и лучше. Теперь я видел их даже с большого расстояния. Казалось, что это словно какой-то необычный навык, которым я овладевал все лучше и лучше.

Вдова оказалась вполне милой старушкой неопределенной национальности – не то испанка, не то француженка из южных провинций, а, возможно, ее предки говорили на фарси куда лучше, чем на европейских языках.

Меня сопроводили в мою комнату в мансарде – действительно очень чистую, опрятную и более чем подходящую такому нетребовательному путешественнику как я.

От ужина я вежливо отказался – обильный обед до сих пор давал ощущение сытости – а вот от крепкого чая с кексом уклоняться не стал. Сидя на небольшой кухне, помешивая густой чай с молоком и пряностями, я попытался расспросить мою квартирную хозяйку про то, что наблюдал сегодня в городе. Я намекнул, что мне показалось, что как будто некоторые люди ведут себя странно. Словно скованны чем-то или ими управляет какая-то странная сила, заставляя их совершать действия им не свойственные. Про нити я упоминать не стал, многократно уже убедившись, что сами горожане этого эффекта никак не наблюдают и даже не подозревают о его существовании.

Старушка хмыкнула:

– А то… – замолчала на минуту, смотря в окно и отхлебывая чай, а потом вдруг продолжила – Не тот народ нынче пошел. Совсем не тот. И дело не в брюзжащей старухе, уж поверь мне, милок. Да, сахар был слаще, солнце ярче, а вино грело душу сильнее, но не в это дело. Люди изменились…

Она опять замолчала, помешивая чай.

– Раньше люди были чище и сложнее. Каждый жил ради чего-то. У кого-то цель была попроще – семью накормить, у кого-то посложнее, но кроме этого у каждого была мечта. Вот накормил ты семью, а дальше что? Каждый знал. Каждый хотел чего—то большего, чем могла дать жизнь – и ради этого стремился изменить этот мир. А теперь что? О чем мечтают? О новых, более дорогих тряпках. О новом телевизоре, чтоб в пол стены. А как купит его – что дальше? Начнет мечтать о телевизоре во всю стену? Не вещи ради людей, чтобы люди творили высокое и доставали звезды с небес, а люди ради вещей. О звездах никто и не думает уже. Все смотрят на соседа, и следят, чтобы не отстать от него.