Юрий Винничук - Девы ночи

– Пани Алина?

– Слушаю.

– Не могли бы мы с вами встретиться? Я собираю материал о довоенном Львове.

На минуту в трубке повисла тишина, потом послышался какой-то шепот, что-то скрипнуло.

– А кто вам меня порекомендовал?

Ее голос слегка отдавал металлом.

– Я по чистой случайности нашел в архиве ваше дело… И подумал… а что, если вы остались во Львове?

– Кто-то же все-таки должен был остаться, разве нет? – тут она рассмеялась и лед растаял. – Как вас зовут и сколько вам лет?

– Юрко. Двадцать четыре.

– Что я вам скажу, пан Юрко. Можете прийти ко мне, я поговорю с вами, и если вы мне понравитесь, то, может быть, я вам кое-что и расскажу. Жду вас в субботу в десять утра. Знаете Кривчицкую дорогу?

– Конечно.

– Там есть такая маленькая слепая улочка – Рутяная. А на этой улочке увидите особняк в два этажа с большим крыльцом. Перед особняком – цветник и виноградник. На калитке написано, что злая собака, но можете моего Мопся не пугаться, он не кусается, только лижется. До встречи.

Я повесил трубку и какое-то время пребывал в состоянии нервного истощения. Я не надеялся, что удастся так легко договориться. В субботу я купил на рынке красные розы, прихватил из дому бутылку «Токая» и на крыльях влетел в маленькую слепую улочку с названием Рутяная. На улочке помещалось всего восемь домов – четыре слева и четыре справа. Особняк пани Алины утопал в цвету сиреневых кустов, а дорожка к дому была вся увита виноградными лозами, с которых свисали еще зеленые гроздья. На калитке красовалась табличка с нарисованной оскаленной собачьей пастью. Но когда я вошел во двор, навстречу мне выбежал кудлатый пудель с розовым бантом на шее и приветливо завилял хвостиком.

Пани Алина, худая высокая пани, разукрашенная и надушенная, встретила меня в китайском шляфроке [51]и в хитроумном пестром тюрбане. В пальцах она вертела длинный красный мундштук с тоненькой коричневой сигаретой «More», и когда открыла рот, то вместе с клубящимся дымом закружились в воздухе слова приветствия.

– О-о, так это пан Юрко? Мое почтение! Как мило со стороны пана – такие розы! Прошу пройти. Там у меня в доме еще две собачки, но не бойтесь, со мной вам ничего не грозит.

Она не пошла – она поплыла впереди меня, гордо неся свой стройный стан.

– Прошу в салон, – сказала она.

Мы прошли прихожую и оказались в просторной комнате с большими широкими окнами, пальмами и фикусами, со старой мебелью и картинами. В углу высился украшенный мозаикой камин, на деревянной полке белели статуэтки фарфоровых панночек и кавалеров. Над самим камином на скрупулезно выписанном портрете красовалась обнаженная девушка. Ее тело бронзовело на бледно-розовой постели, а в уголках медовых уст притаилась фиглярская улыбка. Утонченную фигуру украшали большие груди с игриво вздернутыми кнопочками, правая рука с охапкой орхидей кокетливо прикрывала низ живота.

– Это вы! – восторженно воскликнул я.

– Ох, это было так давно!

Уже только по сецессионной манере художественного письма можно было отгадать автора портрета.

– Неужели сам Новакивский?

– О, так вы немного разбираетесь в искусстве? Олюсь был частым гостем в моем салоне. Это был большой ребенок. Когда продавал свои картины, плакал.

– Вы просто красавица!

– Э, был конь, да изъездился! – засмеялась пани Алина.

В этот момент в гостиную вошли два здоровенных черных пса, один вид которых вызвал на моей спине холодный пот. Псы вполне спокойно меня обнюхали и улеглись у стены.

– Знакомьтесь – это мои песики Адольфик и Йоська. У меня еще есть стайка обленившихся котов, которые живут с собаками в каком-то тайном сговоре, поскольку не обращают друг на друга никакого внимания. У котов не менее поэтичные имена: Берия, Каганович, Риббентроп, Геббельс и Молотов.

– Неужели вы их так и называете?

– Где там! Я называю их значительно ласковее: Берця, Казя, Рибусь, Гебусь и Моля. А кто, по-вашему, лучше всех мышей ловит? Берця! Мастер своего дела. А вот Казя очень уж обнаглел. Как-то наложил посреди дома. Ох, и задала же я ему перцу! Да вы садитесь на диван и чувствуйте себя, как дома. Чай или кофе? Чай! С молоком или без? Рекомендую на английский манер, с молоком. Сначала наливаем в горнятко [52]кипяток, потом чай, и лишь в конце молоко. Ни в коем случае не наоборот. Поняли? И ни грамма сахара! Это только москали цедят хербату [53]с сахаром.

Я разлил токай, пани Алина надпила и улыбнулась.

– Это мое любимое вино. У вас нюх, пан Юрко. Ну, а теперь расскажите мне что-нибудь о себе.

Я понял, что интересует ее, в первую очередь, насколько она может мне доверять, и выложил свою биографию, акцентируя именно на тех моментах, которые демонстрировали меня как человека, который никак не может влиться в гармоничное советское общество и только под страхом смерти будет руководствоваться кодексом строителя коммунизма. Пани Алина довольно кивала головой, и с этого дня между нами завязались теплые душевные отношения.

Пани Алина принадлежала к сознательным украинкам. А это большая редкость, ведь процент украинок среди наших проституток всегда был недостаточным для нормального функционирования организма нации. А уж о галичанках что и говорить. Пани Алина относилась к куртизанкам высокого полета – была начитанна, декламировала стихи Лепкого, Олеся, Чупринки, Филянского, Антонича. Многих львовских поэтов и художников знала лично, о некоторых из них вспоминала с такой сладкой грустью, что поневоле зарождалось подозрение об отношениях, которые не обязательно исчерпывались встречами в творческих салонах. Один раз она показала альбом, страницы которого были собственноручно исписаны известными именами, и эти строчки также свидетельствовали о радости общения с высоким искусством.

– Как вам удалось сберечь свой дом? – удивился я, зная, с какой легкостью эти дома конфисковывали после войны или «уплотняли», подселяя еще несколько семей.

– В сорок пятом мне было тридцать шесть лет. Я была в самом соку. Вот посмотрите на это фото: разве мог кто-нибудь избежать моих чар?

С фотографии глядела красавица с роскошными черными волосами. Над платьем круглела полная грудь, тонкая талия переходила в крутые бедра. Мне стало ясно, что нет в мире начальника, который бы не заломил своего картуза перед этим деликатесом.

– А как же было с работой? Вы что, пошли на фабрику?

– Шутите? Чтоб я – и не справилась? Я не прекращала быть куртизанкой независимо от того, какая власть за окном. После войны устроилась на фиктивную должность, вот и все. Сейчас даже пенсия есть. Ба, даже награды – и за честный труд, и за героические подвиги во время войны.

– Вы еще и воевали?

– Ну, не совсем, – засмущалась хозяйка. – По крайней мере, немцев не обслуживала. Даже у проститутки должны быть принципы. Одного этого вполне достаточно, чтобы меня наградить. Ведь я же еще и прятала у себя нескольких человек, на которых гестапо охотилось. Это вам не шутки.