Юрий Винничук - Девы ночи

– Умойся.

Холодная вода немного привела меня в чувство. Прямо из таза я набрал ее полон рот и выплюнул в мусорник. Потом хлебнул еще, не чувствуя отвращения, а лишь небольшую боль, овладевшую моим телом. Кости болели так, что каждое движение провоцировало новый приступ боли, и у меня не было иного желания, кроме как упасть где-нибудь в темном закутке, чтобы меня никто не трогал, и заснуть.

– Садись, – сказал лейтенант, и даже поднял перевернутый стульчик.

Я сел. Он взял несколько листов бумаги со стола и протянул мне:

– Вытри лицо.

Я послушно утер лицо бумагой. Интересно, если бы он сейчас велел мне встать на четвереньки и залаять – я бы залаял?

– Может, вам и пол вымыть? – спросил я. – А то вон он какой пыльный – на мои штаны смотреть страшно.

Сейчас я был похож на пропитого ханурика из тех, что слоняются под гастрономом. Возможно, поэтому лейтенант оставил эту реплику без внимания.

Он закрыл папку, деловито хлопнул по ней ладонью и сказал:

– Хорошо. Даю тебе двадцать четыре часа. Сейчас у нас половина двенадцатого, так? Завтра в это время чтобы был здесь, как штык! Опоздаешь на минуту – пеняй на себя. Все в твоих интересах. Если найдешь джинсы и тех пидорасов, что Мыколу побили, – разойдемся по-товарищески. А нет – загремишь под фанфары. Все ясно?

Я кивнул.

– Ну, все. Будь здоров.

Я встал, но у дверей вовремя спохватился.

– Неужели вы хотите, чтобы я в таком виде возвращался домой?

Милиционер хозяйским глазом оглядел меня и сокрушенно покачал головой:

– Да-а, вид у тебя не парадный.

– Еще и рубашка вон разорвана.

– Да-а… – сочувственно кивнул он головой, а потом крикнул: – Эдик!

Из соседней комнаты вышел мой любимый сержант, который после тяжкого труда над моей внешностью решил позавтракать и теперь уминал пирожок с мясом за четыре копейки. С его появлением у меня снова заколотилось сердце. Боже, как я не люблю, когда меня бьют!

– Подвези его, Эдик. А то еще загребут по дороге за то, что портит общий вид города.

– Ясное дело, подвезем! – неизвестно чему обрадовался Эдик, вытирая жирные губы и пальцы платком.

– Да нет, я уж как-нибудь сам, – затоптался я на месте и положил руку на клямку.

– А ты не стесняйся, – успокоил меня сержант. – Мы свои люди.

Он усадил меня в милицейскую машину, сел за руль, и мы поехали. По дороге я почувствовал, как во мне вскипает ярость, и ляпнул:

– Вот вы меня в национализме заподозрили, а сами в желто-голубой машине катаетесь.

Сержант несколько секунд помолчал, словно обдумывая мои слова, а потом, глядя на меня в зеркальце, прошипел:

– Ты знаешь что? Больше так не шути, хорошо?

– Умгу.

– Очень тебя прошу.

– Хорошо. Я просто подумал, что тебе будет очень смешно.

– А мне, вишь, не смешно.

– Ну, извини…

– Только на первый раз.

– Эдик, ты меня, пожалуйста, под самый дом не подвози, хорошо? А то соседи, знаешь… Они у нас на желто-голубой цвет бурно реагируют.

– Опять начинаешь? – грозно сверкнул зубами сержант.

Почему он так тяжело реагировал на эти невинные шутки? Может, потому, что дебил?

– Все, Эдик, я больше не буду. Но останови на соседней улице. Я уж как-нибудь доплетусь эти несколько метров.

Эдик притормозил.

– Ага, забыл спросить, – задержался я в дверях. – Где лежит Мыкола?

– Что? Хочешь проведать?

– Хочу.

– На Ужгородской. Травматология, четвертая палата.

– Ну, тогда чао! – приветливо помахал я рукой.

Эдик посмотрел на меня с неприкрытым интересом. Подозреваю, что в его голове пронеслась остроумная мысль: а не добавить ли этому чмурику еще один бланш под глазом? Но он лишь скорбно покачал головой, окончательно разуверившись в своих педагогических способностях, и не ответил ничего. Пока я не свернул за угол, он сидел в машине, провожая меня внимательным взглядом милиционера, таким нам знакомым с розовых плакатов.

Дома я снял с себя одежду и голый встал перед зеркалом. Тело напоминало географическую карту Полинезии – множество синих и красных островков покрывали его вдоль и поперек. На коленях запеклась кровь.

Я набрал в ванну воды, следя, чтобы она была еле теплая, потому что горячей я бы не выдержал, и погрузился по самую шею. У меня все жгло, я чувствовал себя так, будто только что сошел с конвейера, на котором, собственно, собирают таких типов, как я. С одним уточнением – мой экземпляр оказался явно напартаченным, потому что ни одна часть тела не держалась кучи и не гармонировала с остальными.

После купели я отыскал перекись водорода и промыл раны, не прекращая шипеть и скулить, оделся во все чистое и снова заглянул в зеркало. Ко мне вернулся мой родной приличный вид. Только на нижней губе виднелась засохшая кровь. Но тут уж милиция ни при чем. Это я сам себя укусил, когда по полу катался.

В кладовке, куда милиция не заглядывала и где стоял целый ящик заморских бутылок, я выловил бутылочку хеннесси, сел на диван и задумался. Размышлять с бутылкой в руке куда проще. Галичанин не верблюд – напиться обязан. Я набрал коньяку в рот и почувствовал, как весь он моментально вспыхнул огнем. Такое впечатление, что я напился жидкого газа для заправки зажигалок. А уже следующий глоток подействовал, как первые капли дождя на кактус в мексиканской пустыне; еще один глоточек – и я вошел в период цветенья. В голове прояснилось, и закишели идеи.

Что меня сейчас ожидало? Поиски Оси, это ясно. Начать нужно с него. Вдруг я с ужасом представил, что Осю убили. Но еще один глоток развеял это подозрение. До такой степени плохо кряду не бывает. Я уже привык, что одновременно со мной может приключиться два западла. Но три – это уже слишком. Кто-то ограбил Мыколу. Кто-то, кто знал об этой афере. Кто? Неужели и впрямь цыгане позарились? Сумма все-таки серьезная.

Я посмотрел на часы – близился первый час. Нужно торопиться.

Я положил в карман триста рублей и вышел из дому.

Когда я уже ехал в такси, мне пришло на ум, что Ося эти джинсы заграбастать не мог. Потому что, если бы он это сделал, то должен был бы как-то договориться со мной – он не мог вот так меня оставить. Я для него – опасный свидетель. Я знаю, как его найти. Неужели он такой отчаянный? Кроме меня его может узнать еще и Франь. Хотя, с другой стороны, Ося не так глуп, чтобы лично идти на дело. И тогда, наверное, окажется, что у него стопроцентный верняк.

По Збоищам гулял ветер, перелаивались собаки, а вообще царило безлюдье. Мне долго пришлось стучать, пока наконец дверь не открылась и на пороге не показалась взлохмаченная и заспанная молодая цыганка.

– Чего тебе надо?

– Осю.

– Нету Оси, – буркнула она, захлопывая дверь перед самым моим носом.

Но я успел пропихнуть ногу.

– Я друг Оси. Понимаешь? Есть важное дело.