Хилари Бойд - Четверги в парке

По дороге в Лондон Джордж не проронил ни слова, снова впав в безразличие, и Джини задумалась, что значит этот дом для его помутненного разума. Она беспокоилась, что какими бы волшебными свойствами он ни наделял дом, это не сработает. Невозможно излечиться от психологической травмы, игнорируя ее или перенеся ее на новое место, несмотря на героические усилия Джорджа за последние пятьдесят лет.

Звонок на двери магазина напугал ее, она подняла голову и увидела Натали с Диланом.

– Здравствуйте, Джини. – Натали улыбнулась, извиняясь, будто не имеет права приходить сюда.

– Натали… Дилан, как я рада вас видеть.

– Я иду в школу для взрослых, – объявил Дилан с гордостью. – Вот мой портфель. – Он показал ей синий портфель с белой эмблемой школы спереди.

– Ух ты… очень симпатично.

– Мой друг Сэмми пойдет в ту же школу, но ему еще не дали портфель.

Его глаза, глаза Рэя, улыбались и сияли, оживляя идеальные черты лица, и Джини захотелось крепко обнять его, вдохнуть его аромат, всю его сущность – ту же, что и у его дедушки.

– Замечательно, – сказала она вместо этого. – Хорошо, когда есть друг, когда идешь в школу.

Натали рассмеялась.

– Какой энтузиазм!

– Пусть он долго еще не угасает. Как ваш папа? – Она задала вопрос, опустив голову, приводя в порядок стопку биоразлагаемых пакетов на прилавке.

– Он уехал. Его нет уже несколько недель. Совершенно неожиданно решил путешествовать с другом на его яхте. Они сейчас огибают Далмацию. Я не моряк, а вот по папиной линии все в семье были моряками. Ему это нравится.

– Мне тоже. Я с детства не плавала, но я выросла у моря, в Норфолке; у моей подруги Венди была маленькая прогулочная лодка. Помню, я была в восторге каждый раз, когда мы выходили в море. – Она не понимала, почему рассказывает это Натали, наверное, хотела удержать их как можно дольше. – Я слышала, побережье Далмации прекрасно, – добавила она, заметив тоску в своем голосе.

– Папа собирается научить Дилана ходить под парусом, когда он немного подрастет. Меня это приводит в ужас.

Джини смотрела на ее взволнованное лицо с симпатией и вспомнила, как ее собственная мать нервничала и злилась, когда Джини не слушалась ее и выходила в море на лодке своей подруги.

– Уверена, он прекрасный моряк, – сказала она, забыв, что надо скрывать свою страсть. Она думала только о Рэе, о его загорелом, с солью в волосах и на губах, лице, повернутом к солнцу и чистому, пронзительному ветру искрящегося Адриатического моря. Желание быть с ним отдавалось глубокой болью. Она заметила, что Натали внимательно смотрит на нее.

– Извините, задумалась… я так давно не выходила в море.

– Гм, что ж… Я зашла не за покупками вообще-то, мы проходили мимо, и Дилан увидел вас в окне. – Она обернулась к сыну. – Попрощайся с Джини, Дилан.

– Мы переезжаем за город, в Сомерсет, на следующей неделе, – внезапно выпалила Джини им вслед.

Натали удивилась.

– Правда? Папа ничего не говорил. Значит, вы продаете магазин?

– Нет, – ответила Джини решительно и вдруг поняла, что любые намерения выставить бизнес на продажу в ближайшем будущем – фикция.

– Хорошо, жаль было бы терять магазин, – ответила Натали через плечо, пока Дилан тянул ее к двери.

– Гм… – маленькие, как бусинки, глаза Риты пристально всматривались в лицо подруги. – Значит, будешь приезжать каждую неделю?

Джини кивнула.

– Это как-то связано с неким человеком из парка? – она подняла брови. – Ты еще встречаешься с ним, правда, бесстыжая?

– Хотелось бы. Но он уехал, на корабле. Но даже если бы не уехал, я не стала бы встречаться с ним.

– Откуда ты знаешь, что он уехал?

– Его дочь зашла ко мне в магазин.

Рита помрачнела.

– Так, значит, ты действительно смирилась с этим нелепым решением умереть в Дорсете.

Джини не могла не рассмеяться, глядя на трагическое выражение лица подруги.

– Меня пугает не смерть, а жизнь. Кстати, в Сомерсете.

– Какая разница. А что Его Величество думает о том, что ты будешь покидать его каждую неделю ради магазина?

– Он не знает или ему все равно. Я ему говорила, но, кажется, он пропустил это мимо ушей. Это ненадолго, Рита, пока я не привыкну к загородной жизни. Просто я не могу все сделать сразу.

– Дорогая, не надо оправдываться передо мной. Я вообще против того, чтобы ты продавала магазин и уезжала. – Она задумалась. – Придется перенести теннис на те дни, когда ты будешь здесь.

Джини измучилась. Шанти снова приходила утром, переживала за отца, за сентябрьскую выставку Алекса, как они будут справляться, когда появится малыш.

– Не хочу, чтобы ты уезжала, мама, – призналась она, чем вызывала у Джини раздражение.

– Не ты одна, – ответила она резко, из-за чего ее дочь расплакалась, заявив, что «в этой семье все разваливается на части».

Джини посмотрела на подругу, сидящую напротив нее за столиком в кафе.

– Я все испортила, да?

Рита посмотрела на нее сочувственно.

– О, дорогая, так и есть, но я уверена, ты все исправишь как-нибудь.

Джини рассмеялась сквозь слезы в ответ на горькую искренность Риты.

– Спасибо за доверие, – сказала она, но Рита не слушала.

– Кстати, дочь Рэя знает о вас?

– Нет… нет, я уверена, что нет. Она думает, мы просто друзья… хотя сейчас нас даже так не назовешь.

– Гм… Думаю, вы могли бы опять встречаться, так сказать попутно, когда ты будешь приезжать. Это идеальное решение, нет?

Джини была потрясена.

– Попутно?

– Только не говори, что не думала об этом.

Конечно, думала, она же всего лишь человек, но она знала, что встречаться с Рэем вот так – этого недостаточно.

– Рэй не тот человек, с которым можно встречаться «попутно». Он не такой.

– Все мужики такие, – заверила ее Рита. – Знаю, я когда-то советовала тебе сбежать с ним, но есть решение получше. Джордж сейчас, конечно, не в блестящей форме, но он – проверенный, надежный вариант, если можно так выразиться.

– Ты передумала, значит, – огрызнулась Джини.

– Я тебе всегда говорила, что забочусь только о твоих интересах, и я много думала обо всем этом. Возраст – не помеха для романа, в этом я уверена, но рисковать налаженной жизнью… ты же знаешь, что я права, иначе ты бы давно сбежала от него.

И Джини поняла, что Рита права. Она трусиха, ищет стабильности и надежности в браке, который вряд ли удастся реанимировать, и при этом изображает перед всеми, включая саму себя, благородную жену, которая заботится о муже и ставит интересы семьи превыше всего. А теперь слишком поздно: она наказана за трусость. У Рэя теперь совсем другая жизнь. Она представила себе яхту, на которой он плывет, и боль, пронзившая ее сердце, доставила ей почти мазохистское удовольствие. Наверное, он пьет сейчас прохладное белое вино с какой-нибудь уступчивой девицей.