Джулиан Барнс - Англия, Англия

– Так почему же мне всегда казалось, что вы презираете Проект?

– О, мисс Кокрейн, e-e-entre nous [30] , вы правы. Вы правы. Но это всего лишь социально-эстетическая оценка. Для любого существа, наделенного вкусом и пониманием, Проект – это страшилище, задуманное и спланированное, если вы мне позволите так назвать нашего любимого дуче, другим страшилищем. Но как историк сознаюсь: практически ничего не имею против.

– Несмотря на тот факт, что все это... искусственный конструкт?

Автор «Заметок фенолога» расплылся в благостной улыбке.

– У реа-а-альности много общего с кро-о-ликом, простите за цитату. Почтенная публика – те, кто заочно, и хорошо, что заочно, оплачивает наш хлеб с маслом, – желает видеть вместо реальности пушистую ручную зверушку. Чтоб беззаботно скакала, чтоб картинно била в барабан в своей самодельной клетке, чтоб ела салат с ладони. Дайте им реальное существо, которое кусается и, прошу прощения, гадит, – и они не будут знать, что с ним делать. Разве что придушить и сварить?

А насчет констру-укта... что ж, и вы, мисс Кокрейн, сконструированы, и я. И, простите за откровенность, моя искусственность чуть более искусна – в том смысле, в каком этот эпитет применяется в выражении «искусная уловка», – чем ваша.

Жуя сэндвич, Марта проводила глазами медленно летящий по небу самолет.

– Я невольно заметила, что на днях, когда вы говорили на комитете, ваши нервное заикание как рукой сняло.

– По-о-разительно сильная шту-у-ка – этот а-а-ад-реналин.

Марта от всей души рассмеялась и положила руку на плечо доктора Макса. Он слегка вздрогнул, вновь рассмешив Марту.

– Ну а вот сейчас вы поежились – это тоже искусный конструкт?

– Ка-а-кой цини-изм, мисс Кокрейн. Я мог бы побить вас тем же оружием, спросив, был ли искусен ваш вопрос. Но что касается моего движения плечами: да, это была искусная уловка – другими словами, отрепетированная, сознательная реакция на определенный жест – имейте в виду, что я по-настоящему не обиделся. В своей детской кроватке я не знал этой ужимки. Но в некий юрский период своего психического развития я выбрал ее, присмотрел в необъятном каталоге актов невербальной коммуникации. Возможно, я купил эту манеру в супермаркете. Или самостоятельно скроил по своей мерке. Не исключено также, что она украдена. Я вообще считаю, что люди по большей части строят себя из ворованных деталей. Если б не воровали, были бы – ни кожи ни рожи. И вы тоже – конструкт не хуже прочих, только выдержанный в вашем оригинальном, не столь... пикантном, не сочтите за оскорбление, стиле.

– Например?

– Например, этот ваш вопрос. Вы не говорите: «Вы не правы, дурак» или «Вы правы, мудрец», а просто спрашиваете: «Например?» Вы себя прячете. Мое впечатление – существующее, мисс Кокрейн, в контексте моей симпатии к вам – таково: иногда вы активны, но активны как-то стилизованно, тщательно создавая образ человека без иллюзий (а это уже пассивность), в других случаях вы провокационно отмалчиваетесь, подзуживая окружающих, чтобы поглубже садились в лужу. Поймите правильно: я ничего не имею против того, чтобы дураки выказывали свою глупость. Так им и надо. Но и в том и в другом случае вы не даете себя изучать и, осмелюсь предположить, уходите от контактов.

– Доктор Макс, вы что, приударить за мной решили?

– Об этом я и говорю. Переводите разговор на другую тему, задавайте вопросы, избегайте контакта.

Марта замолчала. У них с Полом таких разговоров не бывало. Нормальная, будничная, день ото дня полная откровенность. Тут тоже откровенность – но взрослая, абстрактная. Чушь это все – или нет? Она попробовала придумать вопрос, который не был бы средством избежать контакта. Ей всегда казалось, что задавать вопросы – это одна из форм контакта между людьми. Правда, тут еще как ответишь... Наконец с девчоночьей надеждой она произнесла:

– Это канадский гусь?

– О, невежество молодежи, мисс Кокрейн. О-хо-хо, м-да, о-хо-хо. Э-то совершенно заурядная и, сказать по чести, довольно грязная дикая утка.

Марта знала, что ей нужно: правда, простота, любовь, доброта, хорошая компания, много смеха и счастье в интимной жизни стояли во главе гипотетического списка. Также она знала, что составлять такие списки – идиотизм; нормальное человеческое занятие, конечно, но все равно идиотизм. И потому, хотя ее сердце раскрылось, разум продолжал нервничать. Пол вел себя так, словно их отношения – уже данность: параметры заданы, задача ясна, а проблемы возможны разве что в будущем. Ситуация была ей слишком знакома – блаженное стремление стать парой еще до того, как оформятся с точностью до параграфа законы и механизмы, регулирующие жизнь этой пары. В этой точке пути Марта уже бывала. И слегка жалела, что попала в нее не впервые; порой биография казалась ей тяжелой обузой.

– Как ты думаешь, я ухожу от контакта?

– Что?

– Как ты думаешь, я ухожу от контакта?

Они сидели у нее на диване с бокалами в руках. Пол гладил руку Марты со стороны локтевой ямки. Когда он доходил до определенного места чуть выше запястья, на третьем или четвертом разе она тихо взлаивала от удовольствия и выдергивала руку. Зная это наперед, он подождал ее вскрика, а затем ответил:

– Да. Что и требовалось доказать.

– Но как ты думаешь, я, э-э-э, раздражаю своей молчаливостью или вообще что-то из себя строю?

– Нет.

– Точно?

Пол улыбнулся весело и самодовольно:

– Скажем так, я не заметил.

– Что ж, если ты не заметил, это еще ничего не значит.

– Послушай, я же сказал, что нет. Какая тебя муха укусила? – проговорил Пол, видя, что не убедил ее. – Я думаю, что ты... настоящая. И с тобой я чувствую себя настоящим. Тебе этого достаточно?

– Должно быть достаточно, я знаю. – И тут, словно бы переводя разговор на другую тему, она заметила: – За ланчем я поболтала с доктором Максом. – (Пол хмыкнул, выражая свое безразличие.) – Знаешь торфяник за «Питмен-хаусом»?

– Ты пруд имеешь в виду?

– Это торфяное болото, Макс. Мы с доктором Максом о нем говорили. Он орнитолог-любитель. Ты знал, что Сельская Мышка в «Таймс» каждую субботу – это он и есть?

Пол совместил вздох с улыбкой.

– По-моему, это самая неинтересная единица информации, которую я услышал от тебя за все наше время вместе. Сельская Мышка – ну и имечко для... для напудренного жлоба, который с людьми говорит как с телекамерой. Ничуть не удивлюсь, если Джефф однажды начистит ему морду. О да, и какой он про-о-тивный, когда за-а-икается.

– Он нескучный. Человека можно находить нескучным, даже если он тебе не нравится. А он мне вообще-то нравится. Строго говоря, я его обожаю.

– А я не перева-а-риваю.

– Неправда.

– Пра-ав-да, о да-а. – Пол вновь потянулся к ее руке.