Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

Лучшая часть саваннского общества была уверена, что Соланж поддержала роковой вызов своего супруга, чтобы уступить его место убийце, своему любовнику-янки.

По иронии судьбы Уэсли Эванс, напротив, вызывал одобрение, как джентльмен, который стрелялся. Уэсли не придавал этим комплиментам ни малейшего значения и порой отвечал на них в таких выражениях, которые могли привести к новому вызову на дуэль, если бы не исключительные обстоятельства и репутация помешанного янки. Непрошеные комплименты уступили место уважительным поклонам, приподниманию шляп и понимающим взглядам. Уэсли с головой погрузился в работу. Каждый судовладелец и плантатор в Низинах вскоре знали его в лицо. Фонари в офисах «Робийяр и Эванс» горели до поздней ночи.

Никто не удивился, когда гостиничный портье обнаружил графа Монтелона мёртвым в его номере. Поначалу, судя по страдальческому выражению лица покойника, заподозрили отравление, но старший по смене заверил, что граф в тот вечер ничего не ел на ужин, удовольствовавшись одним собственноручно очищенным апельсином.

Когда Руфь вернулась домой, Соланж спросила:

– Ты знала, что Огюстена убьют?

Руфь отвела глаза:

– Я вижу некоторые вещи.

– Где ты была?

– Я должна была перевести дух, – и отчаянно повторила: – Я должна была перевести дух!

Она дотронулась ледяным пальцем до щеки своей госпожи.

– Вы выйдете замуж за того человека. Да-да. Лучше пусть вас клянут за то, что вы сделаете, чем за то, чего вы не делали.

Когда Соланж вышла замуж за Уэсли, Антония Севье, в свою очередь, заявила, что та поступила так, чтобы выказать своё презрение мнению добропорядочных граждан, и впоследствии Соланж сама придерживалась такой версии, поскольку не могла понять и признать, как всякая хорошо воспитанная юная леди из Сен-Мало и тем более дочь Эскарлеттов, свою необъяснимую, доводящую до слабости в коленях поспешность, с которой они с Уэсли сбежали с официальной свадебной церемонии в свою супружескую спальню.

Второй муж Соланж оказался столь же практичным и решительным, как и она, но относился к этому с юмором.

– Когда Господь взирает вниз с небес, – говаривал он, – Он видит кишащий муравейник, где не отличить богатого муравья от его слуги.

– Пенни всегда остаётся пенни, – фыркала Соланж. – В муравейнике или на небесах.

Через два года и девять месяцев у миссис Уэсли Эванс родилась здоровая дочка, Полина. На крестины малышки и праздничный приём по этому случаю в доме у Эвансов явились молодые жители Саванны, не заинтересованные в старых скандалах, о которых помнили лишь важные особы ушедшего века со своими устаревшими манерами.

Когда Соланж предложила Руфи стать нянюшкой для Полины, Уэсли воспротивился этому:

– Неужели у каждого ребёнка, родившегося на Юге, должна быть нянька-негритянка?

– Няни дают возможность дамам больше ласкать своих спутников жизни, – ответила Соланж, игриво улыбнувшись, что не одобрил бы ни один из Эскарлеттов.

Уэсли откашлялся:

– Руфь слишком мала.

– Цветные созревают быстрее белых. Руфь уже женщина, а не ребёнок.

– Ни разу не встречал таких, как она. Хоть дождь, хоть град, хоть ветер, светлые полосы, тёмные… А у нашей очаровательной Руфи улыбка не сходит с лица.

– А ты против?

– Я бы очень хотел узнать, что творится у неё в голове.

– Никогда не узнаешь, дорогой. Уж поверь.

И Руфь была приставлена к малышке для естественного воспитания, а мать Полины дарила нежные ласки своему мужу, к взаимному удовольствию обеих сторон.

После отмены эмбарго («проклярго!») Уэсли надеялся, что продажа хлопка пойдёт в гору, но британские и американские политики препятствовали экспорту хлопка вплоть до 1812 года, когда была объявлена война с Британией, которая никак не могла поверить, что Соединённые Штаты больше не являются её колонией.

Подхватив какую-то болезнь в первых числах августа, Луиза Робийяр и её дочь Клара скоропостижно скончались и были похоронены 8 сентября 1812 года. Убитый горем, Пьер предложил свою долю компании «Р-и-Э» партнёру. Благодаря брачному договору, охотно подписанному Уэсли, Соланж осталась в статусе femme sole, но она и дня не думала, прежде чем предоставить мужу капитал для выкупа доли Пьера.

Блокированная британским флотом Саванна изнывала, пока Эндрю Джексон не перебил индейцев – союзников англичан у Хорсшу Бенд, а вскоре после этого и британские регулярные войска в Новом Орлеане. Гентский договор положил конец войне и снял блокаду. В церквях зазвонили колокола, и цена на хлопок сорта «миддлинг» выросла до тридцати центов.

В Саванне повсюду стучали молотки, визжали пилы, а Бэй-стрит была так запружена повозками с хлопком и пилёным лесом, что светские дамы прогуливались теперь по Джеймисон-сквер. Братья О’Хара расширили свою торговую точку, и теперь уже никто не смеялся, когда Джеймс О’Хара купил себе экипаж. На предложение Уэсли вернуть её вклад в «Р-и-Э» Соланж расхохоталась.

– Построй мне дом, которому позавидуют Хавершемы, – сказала она. – Розовый.

– Розовый?

Она решительно сжала губы, и на её лице появилось хорошо знакомое Уэсли выражение.

– Пусть так, – согласился он, поморщившись. – Всё-таки розовый?

Хотя прямо за еврейским кладбищем находились обширные сосновые леса и там один за другим вырастали новые дома, светское общество предпочитало строиться в городе. Уэсли купил два ветхих каркасных дома на Оглеторп-сквер и снёс их.

Когда Руфь спросила:

– Масса Уэсли, зачем вы сломали такие хорошие дома?

Он сказал:

– Чтобы обскакать Джонсов [21].

– А кто такие Джонсы?

Полина росла тихим, послушным ребёнком, которому достаточно было только сказать, что нужно сделать, и это немедленно выполнялось. Даже научившись ходить, она никуда не стремилась, хотя Руфь ни на секунду в это не верила и спала на соломенном тюфяке подле колыбели, просыпаясь каждый раз, чтобы утешить малышку, когда той снились кошмары.

Юная нянюшка носила простую голубую сорочку и скромную клетчатую шаль. Руфь была самой молодой няней на Рейнолдс-сквер, высоко задирала нос и не заговаривала ни с кем, если только к ней не обращались. Малышка Полина всегда была чистенькой и одетой по погоде, а когда она научилась ходить, то выглядела так опрятно, что казалось, её накрахмалили с головы до ног. Старшие нянюшки благосклонно относились к юной негритянке-француженке и охотно проявляли к ней участие. Няня Сериз, которая следила за детьми четы Минни, оказывала Руфи особое расположение.

«При коликах нагрей тряпочку в растопленном жиру».

«Отвар листьев с кукурузного початка снимает зуд при кори».

«Отвар коры мелии хорошо выводит глистов».

«Ребёнок плачет не от упрямства, а когда с ним что-то не так».