Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

– Конечно, не думаешь. Конечно, нет. Ты не беспокоишься о деньгах. Слугам нечего волноваться насчёт денег. Об этом беспокоятся свободные. Только они.

Джеху произнёс «Сбережения» с большой буквы, словно говоря о Господе Боге или Соединённых Штатах Америки. И говорил о них, как господа о красивой женщине или быстрой лошади. Его собственные Сбережения, его Капитал составлял четыреста семьдесят один доллар. У него были собственные стамески и рубанки, угольники и отвесы, и ящик с инструментами из орехового дерева, который он сделал своими руками. Он прикасался к каждому отделению с такой любовью, словно у каждого из них было своё имя. Этот ящик с инструментами занимал почётное место на его верстаке, и каждый вечер Джеху смахивал с него пыль. Дотрагиваясь до этого совершенного творения, он говорил Руфи:

– Прежде чем стать Мастером, нужно создать свой Шедевр.

Капитал Джеху хранился в сейфе мистера Хавершема, откуда никто не мог его украсть, и в один прекрасный день Джеху намеревался использовать его, чтобы самому стать главным строителем, подобно мистеру Джеймисону. Он будет нанимать цветных в городе, поскольку они работают за меньшую плату и не так нахальны, как свободные или ирландцы. С более низкими расценками его работа и стоить будет меньше, и белые просто вынуждены будут обращаться к нему.

Джеху поджал губы:

– Пастор Веси говорит, что моя идея не сработает. Веси говорит, что белый человек никогда не позволит чёрному подняться. Они боятся этого. Скажи, девочка, как ты считаешь, белые боятся нас?

– Конечно, – выпалила Руфь, удивившись собственным словам, и прикрыла рот рукой.

Он пропустил это мимо ушей:

– Да нет, чего им бояться? У негров нет ни армии, ни флота, ни больших пушек. Ни один белый не прислуживает чёрному, вот это уж точно.

После работы и в воскресенье днём свободные цветные и ирландцы ходили в прибрежные таверны в доках, но Джеху никогда не ходил с ними.

– Если не сохранять Капитал – никогда ничего не добьёшься, – говорил он Руфи.

Руфь была единственным другом для Джеху в Саванне, а из остальных он упоминал по имени только Веси из Чарлстона. Денмарк Веси [24]был «просто грубым плотником, понимаешь? В механике ничего не смыслил. Он прекрасный проповедник, так и пышет пламенем, да-да. Когда он поучает, прямо чувствуешь жар Преисподней!»

Впервые в жизни Руфь мечтала о том, чтобы жить с кем-то другим, кроме Соланж. Но это было не в её власти. Соланж ждала второго ребёнка, и Руфь должна будет нянчить двоих детей. Вот как обстояли дела.

Интересно, думала Руфь, сколько бы она заработала, если бы ей платили за услуги няни? Стала бы Соланж нанимать няню, если бы должна была ей платить, или ухаживала бы за детьми сама?

Мечты Джеху были так же прекрасны, как и он сам. Чарлстон богат, как гробница фараона, а такой человек, как Джеху… такой человек сможет открыть своё собственное дело, не хуже его друга Денмарка.

Несмотря на то что мистер Джеймисон ужасно волновался и призывал рабочих «лезть из кожи вон», ко второй неделе декабря Розовый дом всё ещё не был готов, и мебель, которую Соланж заказала из Нью-Йорка, пока не привезли. Уэсли, казалось, это вполне устраивало.

– Рождественский бал – это слишком большие траты.

– Траты? – нахмурилась Соланж. – Уэсли…

– Единственное, чему я рад, что мы не будем никого утруждать.

– В этом году.

– Конечно, дорогая, «в этом году»…

Целых два десятилетия саваннские дамы пытались выдать своих дочерей за убеждённого холостяка Филиппа Робийяра. Кое-кто из отвергнутых заявлял, что мужчина, который смог устоять против таких красивых, милых, подходящих девушек, наверняка слегка необычен, и это осторожное замечание на многое намекало.

И вот Филипп Робийяр без всякого объявления внезапно женился, к всеобщему ужасу, на девушке из племени маскоджи, о которой поговаривали, что она была принцессой этих дикарей. Дамы, чьих дочерей отвергли, единодушно решили, – пусть уж будет в таком случае не меньше чем принцессой.

На свадьбу, кроме кузена Пьера и нескольких родственников невесты, никто не пришёл. После церемонии венчания все отправились в дом к Пьеру распивать шерри, к которому маскоджи явно не привыкли. Один из них заблевал розовые кусты в саду, пока Неемия помогал остальным погрузиться в коляску, чтобы вернуться в их лагерь.

На следующий день Пьер неосторожно пошутил о том, что «боится потерять остатки волос». И эта шутка стала передаваться из уст в уста – с самой выразительной мимикой – в лучших гостиных Саванны. Антония Севье утверждала, что перед христианским обрядом венчания мистера и миссис Робийяр они в лагере маскоджи участвовали в совершенно языческом ритуале.

Интерес вокруг индейской принцессы нарастал, и, хотя поднос с визитными карточками, предназначенными для миссис Робийяр, уже ломился, её никогда «не было дома».

Пьер Робийяр утверждал, что невеста его кузена обладает немалым обаянием, но, как его ни подстрекали, он никогда не пускался в подробности.

– Филипп счастлив. Наконец-то мой кузен «в своей тарелке».

Почти десять лет минуло – и вот легендарный рождественский бал Робийяров возродился как символ «старой Саванны», где каждая дама отличалась изысканностью, а все до единого джентльмены были готовы ради них стреляться. Саваннцы не были разочарованы, когда приглашение Эвансов так и не воплотилось в действительность, а позвали к себе Робийяры. Приглашения были подписаны Филиппом и Пьером, а под их подписями красовался какой-то маскоджский завиток, похожий на птицу, но никто в точности не понимал, на какую именно.

Никто из первых лиц Саванны не бывал в особняке Филиппа со времён похорон его матери, которая умерла двадцать лет назад, и всем не терпелось узнать, во что превратила его новый дом маскоджская принцесса. Сентиментальные натуры надеялись, что он обрёл былое великолепие, которым блистал во времена борьбы за независимость – Американской Революции, – когда был штабом генерала Хоу.

Знать в радостном предвкушении обновляла свои экипажи и доставала из шкатулок сверкающие драгоценности, а саваннские белошвейки искололи себе все пальцы, создавая бальные платья по последним парижским выкройкам. Каждая гостиная полнилась вопросами и сплетнями; и хотя ответов пока не было, но это-то и воодушевляло.

Соланж вручила приглашение мужу:

– Она, может быть, и принцесса, но её почерк заслуживает сожаления. Любой ребёнок написал бы лучше.

– А что говорит доктор Майклс? Следует ли тебе ездить на бал в таком деликатном положении?

Соланж надула губы:

– Он говорит, что у меня родится здоровый, счастливый малыш. И настоятельно рекомендует больше двигаться. Сейчас же не мрачное Средневековье.