Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

Джеху, сжав ладонь Руфи в своей, собрался идти домой.

Веси успокоительно пробормотал им:

– У Галлы Джека есть сила, но не хватает соображения.

Джеху и Руфь улыбнулись друг другу. Веси похлопал Глена по плечу и заявил, теперь уже во всеуслышание:

– Ты заполучила хорошего мужа. По цвету кожи его могли бы вполне принять в Братство Коричневых, но Джеху такой же чёрный, как и я. – Его глаза скользнули по присутствующим. – Коричневым есть что терять.

– Денмарк, – сказала Руфь, – почему ты так ведёшь себя в день моей свадьбы?

Он расхохотался густым, раскатистым смехом великана, но не оставил вопрос без ответа:

– Коричневые всё надеются, что побледнеют и станут похожи на белых. Приобретут их привычки, научатся вести так же дела, будут ходить в церковь Святого Филиппа вместе с белыми. А пока толпятся там на балконе, все до единого, Боже милостивый, и – ни-ни! Зачем возмущаться, что они не могут заходить в придел и свидетельствовать перед Иисусом, что двое полюбили друг друга во имя Господа. Да и иметь других цветных в услужении. Владеть рабами только потому, что у тех чёрная кожа, а у них – посветлее. Вот так и станут бледнеть, пока на них не останется ни одного чёрного пятнышка и они не станут белыми, как снег.

Джеху, кивая, слушал его, соглашаясь со всем сказанным, но Руфь, устав от речей, ткнула его локтем в бок, напоминая, зачем они сюда пришли. Краем глаза она заметила, что отец Браун отходит в сторону, словно хочет ускользнуть.

Оставив мужа с друзьями, Руфь подошла к своей подруге Перл, которая осторожно обняла её и сказала, что Руфь самая красивая невеста, на что Руфь улыбнулась, зная, что так оно и есть.

Перл познакомила Руфь с Томасом Бонно, у которого кожа на лице и руках была выдублена солёной водой и ветром. Он широко улыбнулся.

– Я видела вас на рынке. Вы рыбак!

– Скорее сборщик устриц, но я отлично знаю, где любит прятаться камбала. Я вас тоже встречал, мисс Руфь. Трудно не заметить девушку вроде вас.

– Томас! – предостерегающе остановила его Перл и рассмеялась. – Он только притворяется диким, но на самом деле совсем ручной.

– Ты – единственная, кто сумел меня приручить, – подтвердил Томас.

– Гляди-ка, – сказала Перл Руфи. – Теперь ты миссис Глен.

– Я очень долго была Руфью. А кем я была ещё раньше, не помню.

Размытые облака украшали безучастное небо, раскинувшееся над группой чернокожих, которые вышли во двор церкви на Кау-элли освежиться. Мистер и миссис Глен присели на паперти рядом с Томасом Бонно и Перл.

– Джеху, – прошептала Руфь, – я чувствую себя такой важной . Словно я королева или кто-то вроде неё.

– Томас, а ты не познакомишь меня?

К ним подошёл красивый темнокожий парнишка на год-другой младше Руфи.

– Это Геркулес. Считает себя хорошим наездником.

– Считаю, рыбачок?

Он скептически поднял брови, на лице вспыхнула улыбка:

– Спорим, однажды я выиграю на скачках Жокейского клуба!

– Скорее один ниггер тут слишком высокого мнения о себе.

– Ну, конечно. Конечно! Эй, девушка, теперь, когда мы знакомы, предлагаю тебе бросить этого плотника и убежать со мной. Мы отправимся на север и будем искать там свою удачу.

Руфь невольно улыбнулась:

– Я только сегодня вышла замуж! Я могу немного побыть замужней, как ты считаешь?

– Даю тебе одну неделю, – изрёк Геркулес, подняв палец. – А потом я приду за тобой!

Чудесный выдался воскресный день – под чистым, без единого пятнышка небом все поздравляли молодых, образовавших новую семью, на христианский манер, желая, чтобы они были счастливы, чтобы их дети пережили болезни и чтобы их не продали в рабство и они стали опорой для родителей в старости. Так друзья, в своём знании и неведении, желали счастья Джеху и Руфи Глен и молились, чтобы Господь благословил их.

В церкви на Кау-элли в задних рядах иногда сидели несущие дозорную службу, слушая проповеди о любви Иисуса и великом терпении и блаженстве вечной жизни преподобного Брауна, но на занятия Денмарка Веси по изучению Библии белые не приходили.

Прошло три недели. Как-то, выходя вместе с подругой из дома Денмарка Веси на Булл-стрит, Руфь вздохнула, обмахиваясь веером:

– В Чарлстоне когда-нибудь бывает прохладно? Этот воздух можно резать, как пудинг.

– Да здесь нежарко, милая. Дело в тебе.

– Уф. Если бы я… Такая жара, что я даже думать не могу!

– Там было тепло, и всё.

– Он всё время твердит о Моисее. Моисей! Моисей! Моисей! Господи, как бы я хотела уметь читать! Какое этому старому Моисею дело до цветных? Католики говорят, что о нас заботятся Дева Мария и Святые, жрецы вуду – что духи, а он всё про Моисея, повсюду один Моисей!

– Денмарк хороший проповедник.

– Да-да. Но мне иногда так и хочется спросить, почему он не выкупит жену и не уедет с семьёй куда-нибудь на север. Почему он больше не думает о них. Мне кажется, что его не заботит ничто, кроме Моисея!

Перл решила сменить тему:

– Когда родится малыш?

– Когда ей захочется! А ты когда выйдешь замуж?

– Ей?

– Ей. А вы с Томасом когда поженитесь?

– Когда он накопит столько, чтобы выкупить меня. Миссас Раванель готова отпустить меня за двести.

– Двести долларов?

– Она говорит, что могла бы отпустить меня и даром, но у полковника Джека плохо просеяли рис, и он продал его по низкой цене, а потом ещё купил лошадь, которая стоила немалых денег.

– Миссас Раванель очень добродушная женщина.

– Полковник тоже неплохой человек, – заверила Перл, – только когда не пьёт. Когда миссас нет дома, а полковник Джек пьёт, я подпираю дверь стулом. Я прям не могу удержаться от улыбки, когда миссас Фрэнсис ведёт его спать. Большой герой, военный полковник, а эта женщина крутит им как хочет. А он только виновато опускает голову. Давай зайдём обратно. Старый Моисей больше никому не причинит вреда. Он давно уже мёртв.

– Я всё думаю об этих египтянах, – сказала Руфь. – Они ведь не так уж и отличались от народа Моисея. Может, кто-то из них спал с еврейскими женщинами, а мужчины-израильтяне ложились в постель с женщинами – подданными фараона. Но Господь Бог «ожесточил сердце фараона», и потому фараон не отпускал народ Моисея. Он не мог, потому что Господь Бог не допустил бы этого! Бог ожесточил сердце фараона, наслал саранчу и болезни, а под конец умертвил всех перворожденных сынов в Египте и собственного сына фараона. И тогда фараон упал духом и отпустил Моисея. Фараон был рад избавиться от них. Но Бог ещё раз ожесточил сердце фараона, и тот отправил солдат в погоню за ними. Они долго скакали и остановились на берегу моря, которое расступилось перед Моисеем. Стена воды с одной стороны. Стена – с другой. Генерал скомандовал «Вперёд!», и солдатам пришлось послушаться, они поскакали между двух стен воды, хотя лошади пугались и фыркали от страха. Израильтяне, наверно, радовались, когда оказались на другом берегу, и я за них радуюсь, но иногда, Перл, я чувствую себя как те египтяне, когда на них обрушились стены воды.