Дональд Маккейг - Путешествие Руфи. Предыстория «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл

Вдова Филиппа одарила Пьера робкой улыбкой, но Пьер не мог отвести взгляд от своей невесты. Он наклонился поцеловать её изящную руку, и его одурманенные любовью глаза встретились с насмешливым взглядом Соланж.

– Войдём? – сказала Соланж.

В свадебной процессии участвовали молодой майор Уильям Торн Уильямс, чета Хавершемов и другие высокопоставленные лица, которые болтали без умолку, стремясь показать, что ни этот торжественный случай, ни Иоанн Креститель не обладают столь большой важностью, как они. После так называемых «вельмож» в храм вошли О’Хара, заняв три задних ряда.

Оса с честью исполняла свои скромные обязанности, пока сын молотил кулаками в дверь притвора, которую Неемия предусмотрительно закрыл.

– Этот мальчишка по сравнению с матерью – совсем дикарь, – пробормотала миссис Хавершем миссис Севье.

– Но он необычайно красив, когда спокоен, – шёпотом ответила миссис Севье.

– Когда же это бывает?

Обряд венчания подошёл к своей традиционной кульминации, и Пьер Робийяр поцеловал супругу с таким энтузиазмом, который мог бы вызвать аплодисменты в менее формальном окружении.

Он так сжимал руку Соланж, словно в невесте была сосредоточена вся жизнь, и процессия последовала за парой во двор навстречу чудесному утру и супружескому счастью.

Когда гости появились в дверях, кучера прекратили судачить и поспешили к повозкам своих хозяев.

Скромно одетая чернокожая женщина ждала у подножия лестницы, скрестив на груди руки.

– Как… – ахнула Соланж.

– Доброе утро, миссас, – промолвила Нянюшка. – Желаю вам всего самого лучшего.

– Но, Руфь… – начал Пьер.

– Няня! Няня! Няня! – с криком вырвалась Полина из-за спины матери.

Эвлалия, которая никогда не видела этой женщины, разразилась слезами.

– Вы что-то хотели, дорогая? – спросил отец Джон.

– Я хочу вернуться назад, – сказала Нянюшка. – Теперь господину Пьеру и миссас Соланж понадобится няня.

Толпившиеся позади них в проходе вытянули свои важные шеи и стали задавать нетерпеливые вопросы.

Обнимая всхлипывающую Полину, Нянюшка сказала куда-то в сторону:

– Я хочу вернуться домой.

– Бедному ребёнку никто не даёт молочка, мамочка не любит его. Только посмотри на себя, мисс Эллен Робийяр. Всё измято, головушка сплющена там, где врач сжал её щипцами. Папочка не нашёл повивальную бабку, никого не подпустил. В нынешние времена богачи сами справляются. Господин Пьер решил, что лучше этого доктора не найти. Этот человек изучал медицину, уж не знаю, сколько лет. Столько, что хоть у него и нет своих детей и он ни разу не вытаскивал малышей, он знает больше, чем любая чернокожая повитуха, у которой и свои дети есть, и помогала она рождаться другим не раз. Доктор изучил всё о детях – он даже бывал в Филадельфии! Мисс Эллен, пока ты размышляла, стоит ли тебе появляться на свет или не стоит, стараясь продлить это безоблачное время, доктор взял блестящие щипцы и выдернул тебя. Доктор нетерпелив. Может, он нужен другим детям, может, где-то его и правда ждут. Но твоя мама истекла кровью, как зарезанная свинья. Я видела слишком много крови и больше не хочу.

Розовый дом содрогнулся от дрожащего, какого-то старческого крика.

Нянюшка качала маленькую Эллен, убаюкивая её.

– Неемия нашёл кормилицу, скоро пососёшь молочка и согреешься. Мисс Соланж держала тебя до последнего, пока не отправилась к своим предкам. Мамочка улыбалась, глядя на тебя, малышка. Я сама видела! А твой папа не знает, что и делать. Он встретил свою любовь, когда и подумать не мог, что полюбит ещё раз, а теперь всё кончилось. Господин Пьер разбит и растерян. Он уже потерял жену и ребёнка до мисс Соланж. А теперь она тоже ушла, и господин Пьер считает, что жить незачем, когда жизнь так жестока. Порой, маленькая мисс, горе – единственное, что остаётся в жизни.

Доктор суетился вокруг женщины и ребёнка. Он остановился, желая, вероятно, что-то сказать или осмотреть напоследок младенца ещё раз, но, развернувшись, загремел вниз, бормоча проклятия, по прекрасной лестнице, сделанной Джеху.

Предполагалось, что Нянюшка, как и все остальные слуги, будет пользоваться чёрной лестницей, но иногда по утрам, когда хозяева ещё спали или были далеко, она подходила к этим ступеням и проводила рукой по перилам из красного дерева, в которых проявился стиль Джеху. Пальцы скользили по дереву, как по воде, которая так и манила к себе.

Малышка Эллен лежала у неё на коленях, отяжелевшая и расслабленная. Дыхание было спокойным и глубоким.

– Мне кажется, моя маленькая, мисс Соланж, – и моя мама тоже. Я всю свою жизнь знала её, и, по-моему, если бы не мисс Соланж, я бы тебя сейчас на руках не держала. Я почти ничего не помню о своей родной матери. Иногда я слышу, как она говорит: « Ki kote pitit-la? » – такая у нас была игра, – но голос доносится так слабо, словно из дальней комнаты. « Ki kote pitit-la? »… «А где наша деточка? Где наша малышка?» Мама никогда не является мне, как Мартина, Галла Джек, мисс Пенни или другие, но, бывает, говорит со мной. Наверное, родная мама любила меня, но она не приходит. И мой Джеху, он… тоже не приходит. Духи заняты своими потусторонними делами. У них свои места, где они обитают, куда приходят и уходят. Может статься, и миссас Соланж тоже придёт. А может, и нет. Может, она будет с Мартиной занята.

Она поудобнее устроила ребёнка в подоле.

– Когда твоя мама вспоминала о том, что нужно быть доброй, она была добра, и она ни разу не продала меня никому, только когда я сама этого захотела. Может, она по-своему любила меня. Ох, твоя Нянюшка болтает всякие глупости, а ты всё слушаешь, мисс Эллен…

Она прислушалась, не идёт ли Неемия с кормилицей. Новорождённая всего разок пососала грудь матери перед тем, как она остыла.

Нянюшка очень устала.

– Все, кого мы любим, умирают, деточка. Все-все. Если Господь одарит тебя улыбкой, ты полетишь на небеса раньше них. Это правда, деточка. И все это знают, но никто не хочет слышать, потому что эти слова ничего не изменят. Кое-что лучше вообще вслух не говорить, а то всё станет только хуже. Будто смерть – это какое-то новомодное словечко, которое раньше никто не слышал. А я, бывает, вижу кой-чего. То, что не хотела, и не просила, и не загадывала. И мне от этого ничуточки не лучше. До того, как ты родилась, я увидела, что миссис Соланж в какой-то дымке; она вся расплывалась, ни одной чёткой линии, как у всех остальных, не было. Мне, наверно, надо было сказать ей: «Миссис Соланж, вам, похоже, недолго осталось? Может, чем-нибудь помочь? Как сделать так, чтобы миссис Соланж хорошо провела свои последние денёчки?» Может, она знала, да не говорила. Так бывает. Возможно, она была готова уйти.