Лори Спилман - Слова, которые мы не сказали

– Прости меня, ма. У тебя и так много проблем, а я тебе подбрасываю новые.

Она сжимает мою руку и молчит, такое впечатление, что у нее нет сил говорить на эту тему.

– Младший, как всегда, был вежлив, но не могу сказать, что он воспринял мое предложение с радостью.

– Я причинила всем вам столько вреда.

Впервые мама реагирует на мои слова по-другому.

– Да, это верно. Мы все это понимаем. Надеюсь, сейчас не будет слишком поздно и Боб узнает детей.

У меня сжимается сердце. Я опять совершила ошибку. Мы с мамой обе страдаем от предчувствия, что наши мечты так и останутся нереализованными.

Мама высыпает на вишню чашку сахара.

– Только бы Боб смог понять, что он прощен!

Прощен? По телу пробегают мурашки. Странно, что моя мама говорит о прощении. Как может ждать прощения человек, который не совершал ничего плохого?

Она не отходит от окна и каждую минуту смотрит на часы. В 2:40 к дому подъезжает минивэн.

– Энни, – тихо говорит мама и достает из кармана помаду. – Выйдем ее встретить?

Сердце падает в пятки. Я выглядываю в окно и вижу, как из машины выходит женщина средних лет. Она высокая, с распущенными седеющими волосами до плеч. Открывается другая дверь, и появляется девочка-подросток.

– Она привезла Лидию, – говорит мама.

Меня захлестывают совершенно разные эмоции – от грусти до ужаса и неожиданной радости. Эта женщина способна меня уничтожить, и вполне заслуженно.

Следом к дому подъезжает белый пикап, напоминающий машину Эр-Джея. Мне становится немного легче оттого, что, независимо от исхода сегодняшней встречи, я смогу увидеть его в понедельник. Я расскажу ему обо всех муках, связанных с прошлым, и начну жизнь с чистого листа. Не знаю почему, но уверена, что Эр-Джей меня поймет.

Энни и Лидия смотрят на машину и ждут: видимо, их совместный с братом приезд четко спланирован.

Мне не хватает воздуха, и я несколько раз глубоко вдыхаю его полной грудью, затем оглядываю комнату и подхожу к Бобу, сидящему в велюровом кресле – нам с мамой удалось вытащить его из постели еще утром. Я причесала его, а мама гладко выбрила. Он не спит, но не обращает никакого внимания на газету, предусмотрительно положенную мамой ему на колени. Бобу больше нравится разглядывать свои очки для чтения. Он вертит их в руках и поднимает, взяв за одну из дужек.

Я перекладываю газету на столик и приглаживаю вихры на голове Боба, он кашляет, и я протягиваю ему платок.

– Как приятно вас всех видеть, – говорит мама, открывая дверь.

Они заходят, и в маленькой комнате сразу становится душно. У меня появляется желание поскорее сбежать.

– Спасибо, Сьюзен, – отвечает мужчина, и я вздрагиваю от звука его голоса.

Повернувшись, я вижу перед собой Эр-Джея.

Сначала я не вполне понимаю, что происходит, что здесь делает Эр-Джей. Как он меня нашел? Улыбнувшись, я делаю шаг к нему, но выражение его лица заставляет меня застыть на месте. Он оказался сообразительнее меня и уже сложил воедино все части головоломки.

Бог мой! Эр-Джей и есть Роберт Джуниор. Боб-младший. Сын Боба.

– А ты Анна. – Это не вопрос. Взгляд его становится печальным. – Бог мой. Мне жаль.

– Эр-Джей, – киваю я, не зная, что еще сказать. Он понял, что я та, кто обвинил его отца в сексуальном домогательстве. Через несколько минут он узнает правду, но пока я не могу ничего объяснить.

Эр-Джей скрещивает руки на груди, прикрывает ладонью рот и смотрит на меня, качая головой.

– Нет, этого не может быть. – Печаль в его глазах разрывает мне сердце.

– Вы знакомы с Младшим? – удивляется мама.

У меня сжимается горло, я не могу ответить, но обязана кивнуть, чтобы она не повторила свой страшный вопрос. В голове крутятся мысли. Как я сразу не поняла? Он вырос в пригороде Детройта, родители развелись, когда он учился в колледже, отца он так и не смог простить – за что? Тогда мне было неловко задавать такой вопрос, но теперь я знаю ответ. Много лет Эр-Джей считал отца чудовищем.

Мама представляет меня Энни, а Эр-Джей подходит к креслу, в котором сидит отец.

Я пытаюсь уловить в глазах Энни хоть каплю теплоты, но вижу лишь неприступный лед. Я протягиваю руку для приветствия, отмечая, как сильно она дрожит. Энни небрежно ее пожимает и отворачивается, даже не потрудившись познакомить меня с дочерью. Приходится мне сделать это самой.

– Я Анна, – говорю худенькой девочке, одетой в джинсовые шорты и маечку на тонких бретельках.

Она кашляет – звуки напоминают глухой кашель Боба – и отвечает:

– Лидия.

Она не сводит с меня глаз. Считается, что дети видят людей такими, каковы они на самом деле. Это неправда. Лидия смотрит на меня так, будто я звезда, а не человек, разрушивший ее семью.

Энни разглядывает сидящего в кресле отца, но не пытается подойти ближе. Я нахожу в себе силы и беру ее за руку.

– Я попросила маму пригласить вас сюда, – говорю громко, чтобы Эр-Джей тоже меня услышал. – Я должна сделать признание.

– Принесу вам что-нибудь попить, – суетится мама. Она улыбается так, словно гости собрались на праздник, но от меня не скроешь дрожь в ее голосе. Она перепугана. – У меня есть холодный чай, лимонад. Лидия, может, ты хочешь колы?

Девочка открывает рот, но ее останавливает мать.

– Давайте скорее с этим покончим, – говорит Энни, словно уже знает, зачем все здесь собрались и в чем я хочу признаться. – Нам еще ехать обратно. – Она поворачивается к дочери: – Иди лучше погуляй.

Они собираются вернуться домой? Но до Мэдисона семь часов езды на машине. Нет, должно быть, они сняли номер в мотеле или переночуют у Эр-Джея. Я вспоминаю, как мама готовилась к их приезду, попросила меня переночевать на диване, чтобы у Энни была отдельная спальня. Я помогла маме перестелить белье и поставила на комод срезанные ею в саду пионы. Еще одно разочарование для женщины, которой так хотелось быть принятой родными мужа. Возможно, прав был мой отец, когда говорил, что, получив ключ к счастью, не стоит ждать многого…

Энни опускается на диван, мама пристраивается на подлокотник кресла рядом с Бобом. Для Эр-Джея мама принесла с кухни тяжелый дубовый стул.

Я достаю два мешочка с камнями и кладу на журнальный стол.

– Я должна извиниться, – начинаю я. – Первый раз я приехала сюда месяц назад, надеясь помириться с вашим отцом. Понимаете, когда мне было тринадцать лет – я была почти ровесницей Лидии, – по ошибке приняла случайное прикосновение за домогательство. Я солгала.

Я впервые произношу это слово. Оговорка или я действительно готова признаться во лжи? Пожалуй, я и сама не знаю, как все было на самом деле, но сегодня хочу назвать это ложью. Не имея доказательств, я больше ни на что не имею права рассчитывать.