Лори Спилман - Слова, которые мы не сказали

Я дохожу до сарая на пригорке и стоящего напротив трактора. На верстаке у стены разложены инструменты. Я беру и кладу на место молоток, потом плоскогубцы и отвертку. На рукоятке выбиты инициалы Роберта Уоллеса. Мамин подарок в память о Бобе.

А вот что-то еще лежит под верстаком. Я нагибаюсь. Металлический ящик. От ужаса волосы встают дыбом. Этого не может быть!

Я приседаю и протягиваю руку. Сердце сдавливает от боли. Передо мной ящик со снастями Боба.

Я боязливо оглядываюсь. Никого. Медленно, словно иду по топкому болоту и боюсь увязнуть, подлезаю под верстак. Опять мной движет желание обрести уверенность и определенность.

Сердце начинает биться сильнее. Может, это знак? Мне нужно увидеть, что там внутри?

Двумя руками я достаю спрятанный подальше от посторонних глаз ящик. Он на удивление легкий. Внезапно решение формируется в моей голове само собой.

Я спрячу его в багажнике машины, а потом выброшу, таким образом я смогу уберечь Эр-Джея от необходимости увидеть содержимое пластикового пакета. В следующую секунду я задеваю крышку, и она распахивается, становясь похожей на грозную пасть крокодила. Внутри лежит лишь ржавый замок и ножовка. Кто-то – скорее всего, Эр-Джей – уже раскрыл страшную тайну.

Красоту сада скрывает сумрак ночи и забирает тепло погожего дня. Достаю из машины свитер, накидываю на плечи и устраиваюсь за столом для пикника. Сложив руки, я кладу на них голову и принимаюсь разглядывать вишневые деревья, уже почти невидимые в темноте, потом смотрю на мерцающие вдалеке огни, но вскоре мои веки тяжелеют и опускаются.

Кто-то касается моего плеча, и я просыпаюсь. Несколько секунд хлопаю глазами, чтобы привыкнуть к кромешной тьме, и только потом мне удается разглядеть лицо.

– Эр-Джей.

Мне становится неловко. Он решил, что я сумасшедшая, раз притащилась сюда да еще заснула у его дома. Или – еще хуже – что я психопатка и преследую его. Внутренний голос советует бежать, ведь этот мужчина не желает меня видеть, он никогда меня не простит. О чем я только думала, когда собралась приехать? Нет. Я останусь. Я проделала долгий путь и так просто не сдамся.

Эр-Джей садится рядом со мной, прислонившись спиной к столу. Плечи наши почти соприкасаются, в то время как лица смотрят в разном направлении.

Я прижимаю руку к груди, желая унять сердцебиение, и заставляю себя повернуться и посмотреть ему в глаза.

– Прошу тебя, послушай, – говорю я, беру его руку и прикладываю к своей груди. – Сердце мое трепещет от страха перед тобой.

Он пытается высвободить руку, но я держу крепко.

– Я умоляю тебя, Эр-Джей, умоляю, прости меня. – Зажмурившись, я продолжаю: – Я боюсь умереть, потому что сейчас только ты решаешь, остановится ли это исстрадавшееся сердце или исцелится и будет биться.

Я отпускаю его руку, и он кладет ее на колено, не отводя при этом взгляда. Я не выдерживаю и отворачиваюсь, мечтая сейчас оказаться где-нибудь в другом месте.

У меня ничего не получилось. Все кончено. Я буквально отдала ему свое сердце, а он все молчит. По щекам текут слезы, надо прийти в себя и поскорее бежать отсюда. Я не хочу, чтобы он видел, как я плачу.

В этот момент Эр-Джей обнимает меня за талию. Я поворачиваюсь и вижу, как теплеет его взгляд. Потом он улыбается и проводит пальцем по моей щеке.

– Я сегодня преодолел путь до Чикаго и обратно, а ты только плачешь.

У меня перехватывает дыхание.

– Ты был в Чикаго? Сегодня? Ради меня?

Он кивает.

– Одна девушка как-то сказала мне, что, если кого-то любишь, ни за что не захочешь от него отказаться.

– И поэтому ты приехал?

Эр-Джей берет мое лицо в ладони, и, когда губы наши встречаются, я закрываю глаза. Это мгновение становится воплощением всего, на что я надеялась – нет, во что верила. Я достаю из кармана камушек. За много месяцев я почти привыкла к нему, кажется, он даже перестал мне мешать. Впрочем, это ошибка. Этот камень символизирует тяжкую ношу.

– Я уже пыталась отдать его тебе в доме мамы, но, Эр-Джей, еще раз прошу тебя принять этот камень. Ты простишь меня?

На это раз он берет его.

– Да, я прощаю тебя. – Он проводит рукой по моим волосам. – Ты очень хороший человек, Анна. По-настоящему хороший.

Эти простые слова я мечтала услышать всю свою жизнь, пожалуй, они были бы приятны любому из нас. Горло сжимает от волнения, и я опускаю голову.

– Спасибо.

– Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы принять решение. – Он смотрит на камень. – Когда ты не можешь простить себя, сложно простить другого.

Я с ужасом жду, что он расскажет мне о ящике со снастями.

– Я никогда не говорил тебе о том, какова истинная причина, почему я занимаюсь Заком и Иззи.

– Они твои дети? – решаюсь спросить я.

– Нет. – Он покусывает нижнюю губу. – Их отец работал у меня. Он часто напивался в рабочее время, после десятка предупреждений я его уволил. Он умолял дать ему последний шанс, но я и слушать не желал.

– Ты сделал то, что был должен.

Эр-Джей вертит пальцами камень, разглядывая.

– Ну, я вполне мог этого и не делать. Рассел купил по дороге домой бутылку «Джек Дэниелс», заснул на полу в кухне и больше не проснулся.

– О боже… Эр-Джей…

– Ему требовалась помощь, а я просто отвернулся.

Я беру его за руку.

– Не кори себя. Прости. Теперь я понимаю, это единственное, что мы можем сделать.

Мы несколько минут молчим, взявшись за руки, и Эр-Джей поднимается.

– Пойдем, – говорит он мне. – Я хочу тебе кое-что показать.

Он ведет меня через стоянку вниз по дорожке из гравия. Я радуюсь, что мы проходим мимо сарая и он ничего не говорит о ящике Боба.

Мы идем по темному саду, и он рассказывает мне, что встретился в Чикаго с моей мамой.

– Я не мог поверить, что ты уехала, сказал ей, что возвращаюсь, и взял с нее обещание не звонить тебе. Хотел сделать сюрприз. Я гнал машину со скоростью девяносто миль в час без остановки до самого дома и очень боялся, что ты меня не дождешься.

– Я бы дождалась, даже если пришлось бы ждать вечность.

Он тянет меня за руку и целует ладонь.

– Я не понимала, почему ты закрыл винодельню в субботу, – улыбаюсь я. – Ведь летние выходные дни особенно ценны.

– Веришь ты мне или нет, но впереди у нас самый лучший год в жизни, – усмехается Эр-Джей. – А если мне удастся найти хорошего пекаря, я стану богачом. Не посоветуешь кого-нибудь?

– Конечно. Это я. Но учти, я работаю только в паре с мамой.

– Правда? Тогда считай, у вас есть работа.

Мы проходим еще сотню ярдов и останавливаемся у гигантского клена.

– Он твой, – говорит Эр-Джей и гладит ствол дерева. – Мы ждали тебя.

Футах в двенадцати над землей я вижу домик в ветвях. На глаза наворачиваются слезы.

– Это… для меня?