Нильс Хаген - Московские истории

Нильс-младший поморщился, закряхтел, но не заплакал. Что, впрочем, не помешало Арите одарить меня очередным убийственным взглядом:

– Если этот твой «никто» позвонит еще раз, пойдешь ночевать на диван, – с не предвещающей ничего хорошего мягкостью в голосе сообщила жена.

Когда-то в детстве мне рассказали, что мужчина не плачет. Об этом говорили все мужчины рода Хагенов, и я поверил. Потом, за почти тридцать шесть лет своей жизни, я много раз сталкивался с мужскими слезами. Порой они даже были мне понятны, а иногда ставили в тупик. Например, для меня всегда оставалось загадкой – как это можно плакать от счастья? Ведь глупость же! Или просто красивый оборот, привнесенный в жизнь романистами девятнадцатого века.

Нет, я правда так думал. Раньше.

Арита спала, разметав по подушке волосы, и улыбалась во сне. Рядом в кроватке посапывал Нильс-младший. Я смотрел на них и чувствовал, что сейчас заплачу от счастья. Пока размышлял о том, стал ли я к тридцати шести годам сентиментальным сверх меры, или это дурное влияние романистов девятнадцатого века, сын проснулся, вспомнил о том, что голоден, и сообщил об этом единственным доступным способом. Плакать мне расхотелось.

На ночное SMS я наткнулся уже на работе. Послание от «моей бывшей» было лаконичным и умещалось в одно слово: «Пьер» – дальше шел плюс и набор из десяти цифр. Наверное, я просто удалил бы это сообщение и забыл о ночном звонке, если бы не посмотрел на пресловутые цифры. Телефон был не простым, он заканчивался на 07-07-07.

Я никогда не понимал погони за такими вот округлыми номерами, но здесь, в России, эта страсть доходит до фетишизма. Люди платят немалые деньги, чтобы получить номерной знак на автомобиль с одинаковыми цифрами и буквами или стать обладателем такого вот номера. С одним таким фетишистом я был знаком лично. Его звали Петр. Мы познакомились еще в Дании, хотя Петр был русским. Он родился в Москве, учился в школе, был пионером и готовился в комсомол, когда рухнула Берлинская стена, а вместе с ней и Советский Союз. Отец Петра, как говорят русские, «быстро сориентировался»: он демонстративно разорвал партийный билет и, отыскав у себя еврейские корни, вывез семью из развалившегося СССР в воссоединившуюся Германию, благо немцы объявили, что примут столько евреев, сколько фашисты уничтожили во время Второй мировой войны.

В Германии Петр выучился на финансиста, устроился в крупную международную компанию, сделал стремительную карьеру и вернулся в Россию, чтобы открыть свое дело. Когда я видел его в последний раз, он как раз запускался с трейдерской компанией. Но это было много позже.

Впервые же мы с ним встретились в Копенгагене. Он еще не думал о собственном бизнесе, я еще не догадывался, что поеду в Россию. Мы встретились по работе, но встреча из делового русла довольно быстро перетекла в человеческое. Петр заинтересовал меня, и причина была проста: тогда я ничего не знал о русских, а Петр был русским. Настоящим диким русским.

Думаю, встреча с ним стала не единственной, но одной из многих причин, по которым я оказался в России. Позднее мы не раз пересекались с Петром. А потом он пропал, просто перестал отвечать на звонки. Столкнулись мы с ним уже в Москве. Случайно, в баре. Он с компанией уходил. Я, напротив, только пришел и ждал кого-то.

Петр обрадовался мне. Оказалось, он не пропал, а просто сменил телефон. Мы снова обменялись контактами. Я дал ему визитную карточку, у него визитки не оказалось, и Петр принялся диктовать мне номер. Помню, он был сильно нетрезв и все время повторял: «Ноль семь, ноль семь, ноль семь. Вот такой у меня теперь номер. А знаешь почему? Потому что я агент ноль семь, ноль семь, ноль семь. Знаешь, сколько я за этот номер забашлял? У-у-у-у! Но пофиг. А знаешь почему? Потому что я агент ноль семь. Как Джеймс Бонд. А нам, Джеймс Бондам, пофиг», – и он пьяно смеялся своей неуклюжей, много раз повторенной шутке.

Номер, присланный мне Мархериттой, заканчивался на те же цифры. Совпадение? И вместо того, чтобы стереть ночное сообщение, обязывающее меня лезть в чужие дела, я полез в записную книжку, чтобы найти номер Петра и сличить его с номером Пьера. Иногда мне кажется, что на Земле живет совсем немного народу, а про семь миллиардов нам просто врут. Иначе как объяснить пересечение непересекаемого? Номер Петра и номер Пьера совпали от первой до последней цифры.

То, что Петр стал для Мархи Пьером, меня не удивило. А вот как мой старый знакомец оказался связан с «моей бывшей» – вот это была загадка. Забыв о том, что у Пьера-Петра неприятности и ему нужна помощь, влекомый скорее любопытством, я набрал номер.

– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, – поведал мне механический голос.

Что ж, значит, не судьба. Заметит мой звонок, перезвонит. Правила приличия должны работать в обе стороны.

Петр не перезвонил. Ни в этот день, ни на следующий. Я набирал ему еще трижды, но мне неизменно сообщали, что аппарат абонента выключен. Тут уж я вспомнил, с чем позвонила мне Мархи. И любопытство сменилось беспокойством. Что такого могло случиться, что человек несколько дней не подходит к телефону?

Господи, да что угодно! Уехал из страны, ушел в лес, сел в тюрьму, впал в кому, умер. Нет, «уехал из страны» – звучит как-то лучше, хотя… с поправкой на: «у него проблемы с финансами, он сейчас в России, и ему нужна помощь» – тоже не особенно радужно.

На третий день Петр снова не ответил, и я полез в старые записные книжки искать его домашний адрес. Арита наблюдала за моими поисками со странным выражением на лице.

– Что ты потерял, Ни?

– Не потерял, – ответил я, не отрываясь от записной книжки. – Ищу… Уже нашел!

Если верить ежедневнику, адрес я записывал лет пять назад. Остается надеяться, что с тех пор Петр не менял место жительства. Видимо, эта мысль тенью отразилась на моей физиономии.

– Что случилось, Ни? – забеспокоилась Арита.

Я посмотрел на жену и как мог бегло пересказал ей всю историю от знакомства с Петром до сути ночного звонка трехдневной давности, упустив лишь одну подробность – участие во всем этом «моей бывшей»: незачем лишний раз волновать женщину и давать ей повод для беспочвенной ревности.

По мере того как я приближался к финалу рассказа, в голове крепла мысль, что все это вообще-то звучит довольно бредово.

– Я стал совсем нерациональным, – закончил я. – Лезу не в свое дело.

– Ты стал совсем русским, Ни, – улыбнулась Арита. – Ты пытаешься помочь человеку вопреки собственной выгоде.

– Это не «русскость», это глупость.

– Знаешь анекдот, – улыбка Ариты стала шире, на щеках появились ямочки, – почему Иисус Христос был русским?