Манучер Парвин - Из серого. Концерт для нейронов и синапсов

Это на самом деле Элизабет или кто-то похожий на неё? Я пытаюсь, но не могу успокоиться. Если это Элизабет, то что здесь делает этот альбом? Его здесь не мог оставить никакой друг, поскольку люди не гуляют с альбомами, точно так же, как с мебелью, и не берут их с собой в гости.

Моя память искажается под невыносимой тяжестью немыслимого? Моё счастливое будущее больше не побеждает моё грустное прошлое, но моё грустное прошлое побеждает моё счастливое будущее? Моё «сейчас» больше для меня не существует. Каким невинным безучастным наблюдателем может быть будущее! Я боюсь, что являюсь ситуативным параноиком .

Мне в голову приходит мысль. Я достаю фотографию из альбома и сжимаю её зубами. Я ношусь по гостиной, надеваю трусы там, где я их бросил, надеваю носки там, где я бросил носки, и так далее, пока не оказываюсь полностью одет. Я кладу фотографию в карман пиджака и начинаю искать обувь.

Под лампочкой в коридоре появляется Джульетта в белом хлопчатобумажном халате.

– Куда мы собрались, Пируз?

– Мы никуда не собрались, просто я сегодня возвращаюсь домой. – Один ботинок у меня в руке, а второй уже на ноге.

– Ты от меня уже устал?

– Нет, нет, дело не в этом, – возражаю я. У меня перехватывает дыхание, словно я только что пробежал марафон. – Я кое-что должен сделать прямо сейчас. Эти дела не могут ждать. Я объясню позже. Я обещаю.

– Что ты объяснишь позже? – Джульетта помогает мне завязать ботинок.

У меня ощущение, будто шнурки завязываются вокруг моей шеи, а не ноги.

– Пожалуйста, не сердись, прости меня и прими мою уклончивость – пока.

Я поднимаю Джульетту дрожащими руками. Я целую её щёки, как робот, и бегу к двери. Внутри меня и вокруг меня взрываются паника и опасения, напоминая шипящие и подвывающие петарды. Я открываю дверь и оглядываюсь на Джульетту. Теперь она выглядит не как ангел, а как соляной столб, в который была превращена жена Лота за свой грех любопытства.

Я слышу, как мяукает кот, его жалобное мяуканье провожает меня до лифта.

В лифте я переживаю из-за своей жестокости. Но это был не я; это был мой страх! Я просто следую приказу таинственной силы внутри меня.

Несмотря ни на что, я понимаю, что мой побег, напоминающий побег вора, не был моим сознательным выбором, даже хотя я стал вором сознательно – я же стащил фотографию из того альбома.

Я вставляю ключ в замок зажигания, и тут у меня из памяти всплывает термин, который я узнал совсем недавно, – центральная исполнительная структура. Это мой скрытый босс, хозяин, который за меня решает? Почему я теперь, чёрт побери, думаю по-научному? Я сбегаю от трагедии?

Я оказываюсь перед своим домом. Я не помню, как ехал через город. Вероятно, моя центральная исполнительная структура доставила меня домой в целости и сохранности. Я бегу к себе в кабинет. Я нахожу собственный альбом с фотографиями, где есть Элизабет, – он лежит среди других альбомов, пыльный и забытый. Я сажусь в кресло-качалку, рядом со стопкой газет, которые не выбросил. Я ощупью пытаюсь найти выключатель, чтобы включить лампу. Я кладу украденную фотографию рядом с имеющимися у меня снимками Элизабет. Лицо женщины на фотографии из квартиры Джульетты немного полнее, чем у Элизабет. Мне становится легче дышать. Затем, без какой-то задней мысли, я смотрю на оборотную сторону фотографии. «Лиз и маленькая Джульетта, январь 1973 года».

Лиз. Элизабет. Это зловещее совпадение, а дата ещё хуже. Январь 1973 года. Год после того, как Элизабет меня бросила. Если мать Джульетты – это на самом деле моя Элизабет, то получается, что я занимался любовью и с матерью, и с дочерью. И это наименьшее зло. О большем зле и думать не хочется. Тем не менее я о нём думаю, я думаю о самом худшем и представляю самое худшее. Самая печальная возможность кажется возможной: Джульетта, моя любовница, также может быть и моей дочерью!

– Инцест! – кричу я. – Инцест! – кричу я ещё громче.

Страх прыгает на меня, как раненый тигр, и разрывает мою душу за то, что я не мышь, не козёл и даже не компьютер. За то, что я не являюсь каким-то простым существом, которому не внушались никакие идеи и которому не мешают никакие нормы поведения в обществе. Существом, которое не страшит и не преследует то, что человечество объявило табу. Животные запрограммированы принимать реальность. Они живут моментом, одно мгновение за другим, как те, кто проповедует дзен-буддизм. Но у меня есть проклятое сознание! Будь проклято моё сознание. Даже наступающее мгновение проклинает меня.

Я не уверен насчёт того, где находится моё сознание. Я только знаю, что последствия, на которые указывает эта фотография, давят на моё сознание, как тонна расплавленных камней. Почему я не могу сконцентрироваться на настоящем? Забыть туманное прошлое и даже туманное будущее? Почему я не могу выйти за пределы реальности, полностью её приняв? Принять каждый цвет и каждый оттенок каждого цвета? Меня одолевает желание бежать из настоящего перед тем, как настоящее проглотит меня, перекусит мной. Но бежать куда? В будущее, в прошлое? Может, Джульетта в конце концов является дочерью доктора Пуччини. Я пытаюсь себя успокоить, но ничего не получается.

Кажется, что другие млекопитающие живут без стыда, они от него свободны, по крайней мере, в том, что касается инцеста. Разве я не млекопитающее? Разве я не умнее козла? Разве я не умнее лифта? Так почему я не могу подняться над стыдом? Почему внезапно возникают все эти вопросы? Я пытаюсь приглушить свой обжигающий страх, используя лучший антидепрессант из всех, которые я знаю: я задаю себе вопрос за вопросом в надежде, что занятый разум не позволит мне лишиться разума.

О, вопросы! Почему табу такие сильные? Почему даже одно подозрение о том, что я – отец Джульетты, разрушает меня? О, вопросы, какими жестокими они могут быть!

Я держу голову двумя руками, нажимая на уши. Я сдавливаю голову так сильно, как только могу, словно пытаюсь заставить свой мозг родить мысль, которой никогда раньше не появлялось, может, новое чувство. Ко мне приходит ужасная мысль. Теперь нирваной для меня будет болезнь Альцгеймера в обратном порядке – вначале забыть старые воспоминания, а последними – недавние. Я должен встретиться с матерью Джульетты и выяснить, это Элизабет или нет. Джульетта говорит, что у её матери только начальная стадия болезни Альцгеймера. Она всё ещё помнит прошлое. Чёрт побери! Почему мы раньше с ней не столкнулись? Чтобы я узнал, что у неё есть дочь по имени Джульетта. И чтобы выяснить, кто отец Джульетты!

Джульетта никогда не предлагала мне познакомиться с её матерью. Может, она чувствует некое смущение, точно так же, как я чувствую смущение от несчастий моей семьи.