Шэн Кэи - Сестрички с Севера

Цянь Сяохун вспомнила, как тогда Высокий и Коротышка завезли их с Ли Сыцзян на какой-то пустырь, и снова задрожала.

– Хочешь взглянуть на Чжу Лие? Это фотографии с места преступления. – Ляо Чжэнху достал из папки стопку фотографий. – Сейчас найду парочку не особо шокирующих.

Цянь Сяохун взяла фотографию. Это был снимок верхней половины тела Чжу Лие. Огромные крепкие груди были разодраны в кровь, на шее виднелась глубокая борозда, девушка явно умерла от удушения. На другой фотографии было показано лицо в профиль. На щеке налипла грязь, сережку вырвали с мясом. При виде трупной бледности и следов крови Цянь Сяохун тут же ощутила, как желудок распирает изнутри, почувствовала сильный рвотный позыв, глотнула водички, чтобы избавиться от кома в горле, а потом наконец низким голосом вскрикнула:

– Боже!

Что это за место?! Ночью здесь не только мирно спят, занимаются любовью или рукоблудием, не просто видят сны, которые утром позабудут, храпят или сдерживают свои желания. Ночь забирает жизни людей, сеет ужас и тревогу среди тех, кто проснулся с утра, оставляя выжившим друзьям загадки и тайны.

– Я не смогу спать в той комнате, меня кошмары замучают. Чжу Лие любила спать без одежды, совсем как на фотографии. Я боюсь возвращаться туда! – забормотала Цянь Сяохун, голова у нее закружилась, словно она хлебнула крепкого алкоголя.

Как получилось, что она осталась ночевать у Ляо Чжэнху, Цянь Сяохун толком и не помнила. Просто непонятный ветер прибил маленькую лодочку «Цянь Сяохун» к островку Ляо Чжэнху. На островке дул ласковый ветер и светило солнце, он был полон нежности, и напряженные нервы и тело Цянь Сяохун расслабились. Ляо Чжэнху постелил себе на полу, но Цянь Сяохун сказала:

– Зачем спать на полу, если кровать такая широкая, как будто напоказ? Ты вообще когда-нибудь делал женщине хорошо? – А потом добавила: – Чжу Лие умерла, кто знает, сколько мне отпущено…

Атмосфера в комнате сразу стала грустной и печальной. Ляо Чжэнху заразился этой печалью, а потом с чувством заверил ее:

– Я хочу сделать тебе хорошо.

Он сделал ударение на слове «хорошо», чтобы сгладить впечатления от прошлого раза, а потом занялся с ней не сексом, а любовью, так, как мужчина должен любить женщину, как муж должен любить жену.

Когда Ляо Чжэнху услышал от Цянь Сяохун стон наслаждения, то понял, что она не притворяется, настоящее удовольствие и притворство можно различить на слух, поскольку фальшивые стоны должны понравиться партнеру, а настоящие идут из глубины сердца, и человек забывает обо всем. Цянь Сяохун, дрожа, выкрикнула незнакомое имя, и, когда все закончилось, Ляо Чжэнху спросил:

– Кого ты только что звала?

– Я? Звала?

– Я не расслышал, но это явно было имя.

– Кого я могла звать? Никого я не звала! – продолжала отпираться Цянь Сяохун, хотя ей самой было интересно, чье же имя она выкрикнула в экстазе. Она перебрала в памяти всех знакомых мужчин, но отмела одну за другой все возможности. – Тебе послышалось! Я никого не звала!

– Звала! Жаль, на диктофон не записал!

– Ладно, не будем спорить, давай спать. Завтра пойду искать работу. – Цянь Сяохун испытывала легкое раздражение, поскольку тоже не прочь была узнать, чье имя выкрикнула.

– Зачем? Хорошее же место! Останется время учиться! – Его большие руки вслепую шарили по ее телу.

– Чжу Лие умерла, я видела ее и живой и мертвой, я боюсь, и мне очень плохо.

Чжу Лие погибла как раз вовремя – у Цянь Сяохун появился достойный сочувствия повод уйти из отеля «Цяньшань». Ляо Чжэнху молча обдумывал что-то минуты три, а потом решил, что слова Цянь Сяохун не лишены основания.

– Хочешь пойти в больницу матери и ребенка в регистратуру?

– Это где?

– В пригороде. У меня там дядя работает главврачом.

– А что за работа? Типа врача?

– Ну да, будешь ходить в белом халате, как врач, да и куда более приличная работа, чем в отеле… Разумеется, я не говорю, что ты чем-то неприличным занимаешься, просто когда говорят про отель, то сразу нехорошее на ум приходит.

– Ого! Оказывается, ты тоже с предубеждением относишься! – Цянь Сяохун перевернулась и легла сверху на Ляо Чжэнху.

– Так хочешь или нет? Подумай! – Ляо Чжэнху закрыл глаза.

– Разумеется, хочу! Еще спрашиваешь! Когда я тебя не слушалась? – Цянь Сяохун прижалась к нему.

– Ты же умница. Честно сказать, там целая очередь из студентов, которые хотят работать в регистратуре, не веришь, сама сходи на биржу труда и посмотри, что там делается. Пока заполнишь анкету – уже вспотеешь.

Больница матери и ребенка располагалась в восьмиэтажном здании, а под прямым углом к нему примыкало общежитие сотрудников. Главное здание было облупившимся и пестрым, с долгой историей, а общежитие напоминало новый побег на старом дереве – его белоснежная облицовочная плитка всегда была чистой, как будто омытой дождем. Стоя на балконе восьмого этажа, можно было смотреть вдаль, и если погода ясная, то взгляд касался небоскребов, уходивших за облака, которые плыли по небу, словно рыбки, резвящиеся в синем море, а дома казались рифами или прекрасными кораллами. А еще можно было повернуть голову налево, и было видно море, бескрайнее, как небо, а рыбацкие лодки парили в нем, словно птицы. А если, как ни крути, решения проблемы нет, то самый простой способ – броситься с восьмого этажа головой вниз.

Непонятно почему пятнадцатилетняя работница парикмахерской А-Юэ решила сигануть оттуда, но она определенно разглядела и прекрасные здания среди облаков, и море, поэтому просидела довольно долго на краю крыши, словно птица на жердочке, не переставая при этом орать: «Не подходите! Не подходите! Если кто подойдет – я прыгну!»

Внизу собралась толпа, люди запрокидывали головы и восхищались отвагой пятнадцатилетней девушки. Больница опустела, кроме лежачих больных, все высыпали на улицу, врачи в белых халатах тоже затесались в толпу и стояли, разинув рот от удивления. Зеваки жаждали скорейшей развязки, желательно трагической, чтобы было более волнующе, хотелось чего-то такого, что заставляет сердце биться быстрее, ужасаться и бояться, но на что все втайне надеются. На крышу поднялись главврач, господин Ляо, все ответственные лица больницы, а еще полицейские, которых вызвали по телефону ПО 92, всего чуть больше десяти человек, и они, глядя на А-Юэ, стоявшую на краю пропасти, не знали, что предпринять. А-Юэ отчаянно рыдала, но никто не понимал ее родного диалекта. Секретарь дирекции больницы без конца тянула к девушке правую руку и приговаривала:

– Сестричка, сестричка, дай руку, давай поговорим.

А-Юэ словно бы понимала, что рука обманет, ее слезы разлетались во все стороны, она недоверчиво качала головой и безостановочно что-то лепетала, вроде как выдвигала какие-то условия. Один из заведующих нервно ворчал: