Максим Бутченко - Художник войны

На этот вопрос Антон тогда ответить не смог, а зря. Спустя два месяца после этого разговора Люба забеременела, а через четыре они поженились. Он помнил момент, когда они стояли в одноэтажном здании поселкового совета Кленовый. У молодой семьи не было денег, чтобы расписаться в городском ЗАГСе: там нужно было заплатить 200 гривен, а в поселковом совете это удовольствие стоило всего 80 копеек. Председатель сельсовета – грузная тетка в длинном светлом платье с увядшими тряпичными красными розочками – торжественно, с надрывом, словно сожалея о днях своей молодости, объявила их мужем и женой. А потом нажала кнопку магнитофона, и грянул – нет, бахнул – марш Мендельсона. Молодые испуганно смотрели то на председателя, то на ее вздымавшуюся, словно девятый вал, прическу. Три человека в одной комнате – вот и все торжество. А потом был семейный «вечерок»: в частном доме тещи собрались родители, сестры и дяди. Антон сидел во главе стола, обнимая ту довольно широкую часть тела Любы, которую у других женщин называют талией. Громыхала музыка 90-х, разнообразные салаты подпрыгивали в ритме сто двадцать ударов в минуту, пустые бутылки выстроились, как отстрелянные гильзы, а родная сестра невесты строила глазки молодожену. Мама Антона, сидя в кресле, грустно созерцала, как ее сын то и дело подливает себе и новоиспеченной супруге.

Родной брат жениха Сергей топтался у входа в комнату и немного брезгливо оглядывал гостей. То, что они братья, визуально никаким образом не заметно – Антон высокий и кучерявый, с грубыми, угловатыми чертами лица, а Сергей среднего роста с мягкими линиями лица и «гусиным» носом. Разница между ними пять лет, но такое ощущение, что временной разрыв достигал иногда почти пятидесяти.

В детстве во дворе, где они жили, частенько затевались драки – между собой или с ребятами из соседнего двора. Сергей поглядывал за своим братом, но мало когда вникал в его детскую жизнь, наоборот, частенько защищал не Антона, а соседа, рядом живущего на площадке, – Женю. Почему так? На этот вопрос он почти никогда не искал ответа, и даже не задавал его себе – просто делал.

Между братьями всегда протягивалась линия отстраненности. Родственная близость носила неосознанный характер, словно кто-то навязал это чувство, а оно не было рождено в глубинах души. Долгое время эта братская непохожесть незаметно разводила их в противоположные стороны.

Ему даже тяжело было вспомнить совместные игры на улице. Однажды они дома брызгали из бутылок водой друг на друга, вся квартира была в потеках воды. Мама вышла в магазин, а когда пришла – ахнула. Схватила ремень и побежала за Сергеем.

– Это не я придумал, – кричал он матери. – Я не виноват, – продолжал оправдываться Сергей, закрывшись в ванной, – это Антон начал.

– Открой, я тебе дам Антон, ты старший, своя голова должна быть плечах, – тарабанила по двери мама. А в это время младший прятался под диваном в спальной комнате.

Так и на свадьбе два брата находились в разных углах комнаты. Торжество было в самом разгаре.

Гости топтали пол под очередную песню о несчастной любви, а соседская кошка Туся осторожно прогуливалась по пустым стульям, норовя стащить со стола грязной лапой кусочек счастья.

Первый день новой семьи начался под аккомпанемент глухого, но мощного сопения молодой жены. Антон проснулся и схватился за голову: ее буквально разрезала на части пронизывающая боль. Большую часть кровати занимало грузное тело новоиспеченной супруги. Антон посмотрел по сторонам. В углу лежали подарки: ярко-красно-синий столовый сервиз, пара одеял, картина, изображающая полуобнаженную худую девушку на фоне египетских пирамид, набор китайских ножей и куча цветов, сорванных, видимо, на соседском огороде.

Полдня супруги провалялись в кровати, а под вечер решили прогуляться по улице. Любка с трудом натягивала на крупные свои плечи цветастое платье. Она стояла у зеркала, отделенная от него частоколом дешевой косметики, лака с кровавыми потеками на флаконе и недопитой бутылки шампанского, которую она еще вчера притащила с банкета. Все бы ничего, но платье обтянуло ее увесистый бюст, а дальше комкалось и никак не желало опускаться. Любка замычала. Ее голые рыхлые ляжки бессильно дрожали от нетерпения, руками она тянула платье вниз, но ткань упрямо остановилась, не дойдя до талии. Антон лежал на разостланной кровати и смотрел, с каким отчаянным упорством старается Любка надеть на себя наряд.

Это зрелище его забавляло, он удовлетворенно, без малейшего признака сексуального возбуждения смотрел на полуголую женщину. А та как будто совершала символический акт – пыталась влезть в размеры своего прошлого, когда она еще вполне стройная ходила по улице, а вслед ей свистели слегка выпившие подростки. Неравная борьба продолжалась, платье держалось на месте. В конце концов измученная женщина громко выругалась матом, села на кровать и обреченно вздохнула – платье бессильно повисло на широкой потной спине, как флаг капитуляции в борьбе за молодость.

Антон вздохнул и помог Любе снять злополучное платье с головы. Та благодарно посмотрела на него, и в ее голубых глазах он увидел странную смесь искреннего горя, нежности и обиды. Такой ее взгляд Антон видел всего несколько раз в жизни.

Возникла неловкая пауза, жизненный цикл которой оказался чрезвычайно невелик – Люба отвернулась от мужа и тихо засопела. Буквально через несколько секунд она уже бурчала, что давно пора выходить. В те дни они жили на съемной квартире, на последнем этаже девятиэтажки, а лифт с середины 90-х не работал; чтобы выйти на улицу, нужно протопать по ступенькам изрядные полкилометра.

Любка натянула другое платье – черное в белый горошек. Платье, по фасону гораздо обширнее предыдущего и больше похожее на потертый домашний халат, сразу покрыло ее тело, как чехол горбатую машину. Жена Антона постояла перед зеркалом, покрутила широким задом, осмотрела себя со спины и с сожалением плотно сжала пухлые губы – она сама себе не нравилась. Потом вздохнула, но на этот раз ее вздох был больше похож на глубокий, из недр души, стон.

Еще минуту покрутилась перед зеркалом, накрасила губы густым слоем яркой, как кровь, помады и обдала себя дешевым дезодорантом, который облаком покрыл ее, все вещи в коридоре, и едкий неприятный цветочный аромат достал даже до Антона, который сидел на стуле в кухне и курил.

– Я готова. Как я тебе? – сказала Люба и повернулась к мужу.

Тот обсмотрел ее с ног до головы – жена выглядела гораздо старше своих 24 лет, у глаз уже виднелись несвойственные возрасту морщины, просторное платье не смогло полностью скрыть полноту, а ярко намалеванный макияж только подчеркивал ее возрастную усталость. Но тогда Антон всего этого не замечал – он любил Любу.