Бобби Пайрон - Стая

Сердце гулко стучало у меня в груди. Я бросился на снеговую стену. Без толку. Ушастик принюхался к снегу.

– Мы в ловушке, – сказал я.

Ушастик заскулил, затем залаял. Мамуся, Луна и Месяц тоже начали лаять. Ответный лай донесся с той стороны стены. Везунчик! Ему вторил другой голос, более хриплый. Дымок.

– Наверное, они вышли наружу еще до того, как нас завалило, – предположил я. – Эй, мы тут в ловушке! Помогите нам!

Лай сменился мерным шкряб-шкряб-шкряб .

Мамуся и ее дети принялись раскапывать снег с нашей стороны. Хлопья летели во все стороны, а затем…

Свет! Свет. И черный нос, ткнувшийся мне в лицо. Мы продолжали рыть, пока не выбрались наружу.

Везунчик прыгал вокруг нас, виляя хвостом и норовя лизнуть меня в подбородок. Затем он погнался за Луной и Месяцем по заснеженной поляне. Дымок и Мамуся принялись облизывать друг друга. Ушастик запрыгнул мне на руки. Он улыбался.

Поляна стала чужой. Я больше не видел ручья, не видел валунов, на которых мне так нравилось сидеть ночью, любуясь звездами. Знакомые следы исчезли. Снег почти полностью завалил ветку с черепом, и только рога торчали наружу. Я заглянул в пустые глазницы черепа. Глазницы смотрели на меня.

Ушастик лизнул меня в руку и заскулил.

Оторвав взгляд от черепа, я наконец-то посмотрел на своего друга.

– Да, я знаю. Пора идти.

Вот так мы с псами оставили свой дом и направились обратно в Город.

Как всегда, люди в Городе куда-то спешили. Они сновали взад-вперед в своих куртках, оскальзываясь на оледенелом тротуаре. Шум Города больно отдавался у меня в ушах. Тут не слышалось пение птиц. Мне не хватало деревьев, не хватало простора. Высокие здания и полуразрушенные домики жались друг к другу. Я кашлял, зажимая нос, чтобы спастись от городской вони: выхлопов машин, запаха немытых волос, свалок, дыма, гниющих отходов.

Мы проходили мимо бомжей и беспризорников, просивших милостыню у дверей магазинов. Все они взирали на нас с изумлением.

Один из мальчишек крикнул:

– Эй! Ты что такое?

– Да я за километр его запах услышал.

Мы не останавливались. Не оглядывались по сторонам. Мои пальцы болезненно сжались на рукояти ножа в моем кармане.

Луна шла рядом со мной, остальные псы тоже далеко не отбегали.

Какая-то огромная худая собака, зарычав, преградила нам путь. Ее ребра выпирали из-под кожи. Она бросала нам вызов.

Дымок и Везунчик остановились передо мной, прищурились, зарычали. Я достал нож, тоже прищурился, оскалился. С моих губ слетело рычание.

Собака удивленно моргнула. Она посмотрела на Везунчика, потом на меня. Я еще раз зарычал. Собака поджала хвост и отступила.

Я погладил Дымка и Везунчика по бокам. Они лизнули меня в руку и завиляли хвостами.

А потом мы продолжили наш путь к станции метро «Сокольники».

Вначале я так увлекся изучением помойки рядом с метро, что не заметил, как удивляются моему появлению люди.

– Тут должно быть больше, – бормотал я. – Эх, вот бы мне подрасти еще чуток.

– А это еще что такое?

Услышав эти слова, я высунул голову из мусорного бака, чтобы посмотреть, чем так потрясены прохожие.

На меня смотрели две женщины. Их глаза расширились от изумления.

– Похоже на ребенка. – Женщина прижала носовой платок к носу и рту.

– Ребенок так пахнуть не может. Человек вообще так пахнуть не может. Похож на черта!

– Я мальчик! – Мой голос звучал хрипло, ведь я давно не разговаривал.

Их глаза расширились еще больше.

Я вытянул руку, прося милостыню.

– Я всего лишь мальчик. – На этот раз голос звучал звонче. – И я хочу есть.

Везунчик с надеждой завилял хвостом, Ушастик попытался встать на задние лапы, но у него ничего не получилось.

Женщины, прижимая к груди сумки, попятились.

Их слова звенели у меня в ушах, пока я искал нам обед. «Ребенок так пахнуть не может. Человек вообще так пахнуть не может. Похож на черта! »

Я понюхал свою одежду и кожу. Я пах собаками, землей и деревьями.

– Мне нравится мой запах, – сказал я Луне и Месяцу.

И все же люди, выходившие из метро, зажимали носы и смотрели на меня с отвращением. Никто не хотел дать мне мелочи, чтобы я купил себе чего-нибудь поесть.

Тем вечером, когда в метро воцарилась тишина, я прокрался в туалет, чтобы попить воды. Увидев чудовище, уставившееся на меня из‑за умывальников, я чуть было не пустился наутек.

Я оскалился. Чудовище оскалилось.

Я угрожающе прищурился. Оно угрожающе прищурилось.

– Что ты такое? – спросил я.

Его губы задвигались.

Охнув, я коснулся своего лица. Оно коснулось своего лица.

Я подошел поближе и кончиками пальцев дотронулся до холодного зеркала.

– Ты – это я, – прошептал я.

Не мамочкин малыш Мишка смотрел на меня. Не мальчик, который спал рядом с мамой и прятался от всех бед в шкафу. Не мышонок, который в ужасе бежал от мальчишек в черных куртках, увешанных цепями.

Мальчик, который смотрел на меня из зеркала, спал в норе у корней дерева, бегал по лесу, свободный, как олень, валялся в грязи, как свиньи, наслаждался сладковатым ароматом падали, носил с собой дубинку, убил огромного кабана и выл на луну вместе со своей семьей.

Это был Мальчик Дымка. Его отважный Мальчик.

Я улыбнулся.

– И все же нам нужно есть, – сказал я своему отражению.

Я снял всю одежду и принялся мыться. Вода стала черной, а моя кожа – розовой. Шрам на ноге, оставшийся после укуса кабана, был багровым.

Одежда сильно обтрепалась, что есть, то есть.

– Нужно найти тетенек из церкви и раздобыть новую одежду, – сказал я мальчику в зеркале.

Одежда, еда, теплое местечко для ночлега. Все это понадобится нам, чтобы пережить еще одну зиму.

– А потом мы все вернемся в лес. – В моей голове зрел план. – У тетенек из церкви нужно взять одежду. Чем больше вокруг будет народу, тем больше будет денег. И еды.

Я оделся, с трудом натянул ботинки и достал из кармана нож. Вытряхнув из волос листья и мелкие ветки, я схватился за грязный локон, падавший мне на глаза, и провел по нему лезвием. Космы падали к моим ногам одна за другой.

– А чтобы нам было тепло, мы вновь будем кататься на электричках, – сказал я, глядя в зеленые глаза в зеркале.

Эти глаза не принадлежали ни демону, ни чудовищу, ни мамочкиному медвежонку Мишке. Это были настороженные глаза Мальчика.

– О Господи! – воскликнула тетенька из церкви, осматривая меня с ног до головы.

Я не отвел взгляд. Опустив ладонь на плечо Дымку, я уставился тетеньке из церкви прямо в глаза.

– Мне нужна одежда.

Тетенька из церкви нахмурилась. Что-то всплыло из глубин моей памяти.

– Пожалуйста, – добавил я.

Тетенька из церкви покачала головой.

– По-моему, тебе нужна не только одежда. – Она протянула руку, собираясь дотронуться до моих волос.