Драган Мияилович - Девочка и ветер

– Зачем?

– Я – военнообязанный, а у нас началась война с Россией. Знаешь, эта заварушка с Абхазией и Осетией. Меня сразу же мобилизуют, а там погибают. Ужасно. Может, ты видела по телевизору?

– Ну и что? И другие погибают! – Ей понравилось играть с ним в кошки-мышки.

– На свою небольшую стипендию и то, что удается заработать нелегально, я содержу мать и сестру. У нас сейчас такой кризис, что ты себе даже представить не можешь. У моей матери пенсия пятнадцать евро.

– А отец?

– Умер в прошлом году.

Они замолчали. Ей было как-то жаль его. Беду понимают только те, кого тоже коснулся ее зловещий жезл. Сытый голодному не товарищ.

– Как тебя зовут?

– Мамука!

– Как-как?

– Мамука.

Ей стало смешно. С таким необычным именем она никогда не сталкивалась. Пытаясь отгадать смысл имени, для себя она его перевела как «маменькин сынок».

«Маменькин сынок, студент электротехнического факультета, и тебе путь не усыпан розами. Мы с тобой одинаковые. Каждый носит груз своих проблем, все мы, находящиеся здесь – богатые и влиятельные, бедные и несчастные, только каждый за плотно закрытыми дверями своей личной жизни скрывает от других, насколько это возможно, свою собственную беду».

– Мамука, а здесь ты что делаешь?

– Я должен помочь с переводом одному своему земляку, который не знает ни шведского, ни английского. А ты?

– Я за пособием. У меня нет работы, а мне с дочерью надо как-то перебиваться.

– Ты замужем?

– Нет, разведена.

Какая-то светлая тень промелькнула по лицу Мамуки.

– Если хочешь, можем где-нибудь встретиться, чтобы познакомиться получше.

– К чему это?

– Я одинок. Мне нужен кто-нибудь, с кем я мог бы дружить, а грузин здесь почти нет. Можно мне взять твой номер телефона?

Он как раз успел записать номер, когда стеклянная дверь, разделяющая служебные помещения от зала ожидания, открылась и седовласый служащий назвал имя:

– Ивана Савич!

Она улыбнулась Мамуке и проследовала за сотрудником социальной службы. Мамука через стеклянную дверь провожал ее взглядом по всей длине освещенного коридора, пока ее силуэт не исчез в одной из боковых дверей кабинетов.

– Матерь Божья, как хороша! Ангел во плоти!

Темпераментное сердце молодого грузина танцевало, ликуя, радуясь счастью, которое, казалось, было на расстоянии вытянутой руки. Когда земляки увидят его с ней, его авторитет возрастет, потому что из всей компании только у него не было девушки, что было частым поводом для насмешек. Он был готов взлететь. В секунду он перестал чувствовать себя слабым, беспомощным и никому не нужным. Неясный отсвет будущего счастья закружил его в вихре, бросив в водопад ярких цветов и опоив, как молодое вино. Калейдоскоп неосуществленных желаний преломлялся нереальными картинками будущего блаженства, с которых из-за туманной вуали ему улыбались большие голубые глаза Иваны.

– Будет моей или ничьей, – убеждал он сам себя.

Только тот, кто никогда не испытывал любви с первого взгляда, не понял бы Мамукина нежданного счастья.

А в это время в одном из кабинетов социальной службы разворачивался диалог между чиновницей и светловолосой молодой женщиной:

– Ивана, у тебя есть дочь?

– Да.

– Она живет у тебя?

– И у меня, и у моей матери, которая живет в доме напротив.

– Понятно, но ребенок официально живет у тебя?

– Да.

– Вот видишь! У нас есть несколько жалоб на тебя, что у девочки нет надлежащего ухода и условий для развития, необходимых в ее возрасте.

– Это не так! – Ивана повысила голос, покраснев.

– Несколько раз тебя видели во дворе и в центре Хьельбу в пьяном виде и под воздействием наркотиков. Это правда?

– Это неправда. Хотела бы я знать, кто написал эти жалобы?

– Этого я тебе сказать не могу, но мой начальник и я приняли решение навестить тебя в ближайшие дни и все выяснить на месте. Если вышеизложенное правда, поместим твою дочь в какую-нибудь приемную семью, где у нее будут все необходимые условия.

– Прошу вас, не делайте этого! Когда вы придете, сами убедитесь, что это неправда. Это написал кто-то, кто меня ненавидит.

– А кто тебя ненавидит?

– Не знаю, – Ивана беспомощно пожала плечами.

– Через несколько дней я сообщу тебе, когда мы сможем навестить тебя, и было бы хорошо, если при этом разговоре будут присутствовать и твоя мать, и ее супруг. Посмотрим, что мы сможем для тебя сделать, – добавила инспектор, вставая и тем самым давая понять, что разговор закончен.

– Извините, у меня проблема! – остановила ее Ивана. – Нам нечего есть. Мне нужны деньги на еду.

– Но ты же десять дней назад получила пособие?! Мы напрямую оплачиваем твою квартиру, а на остальные расходы тебе выдается 3800 крон. Куда ты дела деньги?

– Потратила.

– На что?

Ивана была застигнута врасплох, побледнела, покрылась капельками пота. Она не ожидала такого разговора и, мучительно соображая, начала оправдываться:

– Я купила Ангелине платьице и сандалии, отвела ее в луна-парк, закупила продуктов и вернула долг соседке. И у меня ничего не осталось.

– Это твоя проблема. Та сумма денег, которую ты получаешь от социальной службы, точно рассчитана, чтобы хватило на все твои основные нужды. И ты должна укладываться в нее.

– Но у меня не на что купить ребенку молока! Войдите в мое положение!

– Ты куришь? – вопросительно посмотрела на нее инспектор, заметив, что у нее из кармана выглядывает пачка сигарет.

– Несколько сигарет в день, – солгала Ивана.

– Табак мы не оплачиваем. Пачка сигарет стоит как четыре литра молока, разве не так?

– Прошу вас, помогите мне! С сегодняшнего дня я буду экономнее!

Ивана стояла с виноватым выражением лица, следя, как чиновница заполняет квитанцию для бухгалтерии на выдачу тысячи крон.

Получив деньги, она направилась в центр Хьельбу. Здесь она с легкостью нашла Адема, дилера наркотиков в розницу, которому была должна и который забрал ее мобильный телефон.

– Я пришла вернуть тебе долг.

Суммы от социальной службы и денег Ванчо как раз хватило, чтобы заплатить долг в тысячу двести крон. Она отсчитывала шуршащие купюры, про себя отметив, что ей остается триста крон. Как раз, чтобы положить деньги на телефонную карточку, купить пачку сигарет, молоко, хлеб, картошку, упаковку сосисок и килограмм фарша.

– Вот все, – безропотно покорившись судьбе, сказала она.

– Когда ты возвращаешь долги, я тебя люблю, – щерился Адем, засовывая деньги в тесный карман потертых джинсов. – Видишь, я не такой уж и плохой, как ты думаешь. Процентов с тебя вообще не взял.

– Да ладно, благодетель нашелся! Что-то ты не похож ни на мать Терезу, ни на сестру милосердия! Да бог с тобой! Лучше скажи мне, есть ли у тебя два-три джойнта? Едва выдержала семидневную ломку [20].