Драган Мияилович - Девочка и ветер

– Правда, я его не видела, но могу почувствовать его присутствие в дуновении ветра, не так ли?

– Вот видишь?! И присутствие Бога мы можем лучше всего ощутить, когда нас берет в оборот ураган житейских неудач и мы оказываемся в безвыходной ситуации. Когда думаем, что помощи ждать неоткуда, она откуда-то неожиданно приходит. Ты – лучший пример того, что Бог существует.

– Но я хочу знать, где он находится?

– В тебе, душа моя. В твоем желании работать над собой и в покаянии. Покаяние – это перемена стиля жизни, большой шаг от негативного стиля жизни к позитивному. Каждый человек – зеркало Божье. Только, попадая в грязь греха, человек заляпывает это зеркало и уже не видит Бога и не узнает самого себя. Зеркало нам дано для того, чтобы мы смотрелись в него и прихорашивались. Если оно неопрятное, замызганное мухами и грязными разводами воды, нам самим неприятно в него смотреться. А если оно, не дай Бог, лежит в грязи, мы себя в нем даже не узнаем. Вот такие дела.

– Вас, на самом деле, приятно слушать. Есть ли у вас еще какие-нибудь доказательства? Меня интересуют факты.

– Доказательств есть столько, что и всей человеческой жизни не хватит, чтобы перечислить их. Я только попытаюсь навести тебя на раздумья. Ты только посмотри на эту маленькую планету Земля, по которой передвигаются миллиарды людей, многие не зная, ни куда, ни зачем идут, ни что является конечной целью их существования. Ее движение и вокруг своей оси, и вокруг Солнца запрограммировано до тысячной доли секунды, что четко свидетельствует о величественном Программисте, точнее сказать, о Боге Творце. То, что из Большого взрыва в Солнечной системе, значит, из хаоса, возник установленный порядок и природа закономерностей, неоднозначными фактами свидетельствует о наличии Создателя. Или, например, появление жизни на Земле. Не оспаривая тот факт, что одномоментно появились все условия для жизни, и не спрашивая, кто их создал, в многомиллиардной глубине лет туманной праистории мы встречаемся с первым, самым простым, видом жизни – одноклеточным существом, хламидомонадой. Клетка, созданная из ядра и протоплазмы, движется, неся в себе жизнь, стремится вперед. Но как? В какой-то момент ядро начинает делиться на два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два… Этот тип был одарен математически.

– А вы одарены способностью убедить другого в правильности своей позиции и одновременно рассмешить. Вы не страдаете от отсутствия юмора, – рассмеялась Ивана.

– Мы сейчас говорим не о юморе, хотя я попытался быть остроумным, а о фактах. Мудрый Соломон сказал так: «Сказал безумный в сердце своем, что нет Бога!»

День приближался к закату, когда священник попрощался с Иваной и сильными ударами весел направил свою лодку в сторону Петровца. Ивана, сидя на каменном выступе, провожала его взглядом до тех пор, пока лодка не смешалась с многочисленными суденышками на небольшой пристани.

«Необычная личность, – размышляла она о нем. – Стыдлив, а такой добрый и образованный. В его обществе чувствуешь себя свободно и приятно». Священник принадлежит к редким мужчинам, которые не смотрели на нее с похотью и желанием обладать, напротив, он относился к ней с вниманием и пониманием.

Со временем они так близко сдружились, что она всякий раз с нетерпением ожидала очередной встречи с ним, каждый второй день считала минуты, когда же на горизонте появится маленькая лодка.

В то утро, заметив, как он выпрыгнул из лодки на берег, привязав ее в уединенной бухте, счастливая, что снова его видит, Ивана сбежала вниз по крутым ступенькам, полетела ему на-встречу и крепко обняла за талию. Молодой статный священник без слова укора, пристойным, но решительным движением высвободился из ее объятий и, закинув ранец с едой на плечи, первым направился к ее пристанищу. Внутрь они вошли молча, он первым, она – за ним. Где-то в глубине души Ивана почувствовала себя уязвленной и разочарованной. Она отнеслась к нему с доверием, подбежала и обняла без всякой задней мысли, открыто, по-товарищески, как никого до сих пор. Она подбежала к нему, как к кому-то, кому верит, кто ей дорог и кого она начала любить искренне, без всякого сексуального желания, как старшего брата, в ком она уверена, кто никогда не предаст. А он так! Убрал ее руки холодно и бесчувственно, будто они – две ветки на кустарнике, через который они вдвоем, молча, продираются. Уязвленная гордость не позволяла Иване показать, что она смущена и обижена, и потому решила поиграть с ним, отплатить ему той же монетой, утонченной женской интуицией предвосхищая, что и ему будет нелегко.

– Ивана, я принес тебе фрукты и овощи с рынка, – сказал священник, спустив рюкзак с продуктами на стол. – Я купил тебе пирожков. Они еще теплые.

– Хотите кофе? – спросила она с грустью и нежностью в голосе.

– Нет, спасибо. Кофе я уже пил.

– Тогда мы съедим по персику. Пойду только их помою.

Поставив персики на стол, она села напротив священника, заняв вызывающую, но в рамках пристойности позу, перекинув ногу за ногу так, что ее прекрасно вылепленные колени и покрытые бронзовым загаром щиколотки не могли быть не замеченными. Наклонившись через стол, она протянула ему румяный персик, одновременно этим движением открыв декольте, в тени которого вырисовывалась грудь.

– Пожалуйста, угощайтесь, – сказала она, глядя на него совершенно серьезно. Они молча ели сочные плоды, сладкий сок которых прилипал к небу. Ивана искоса наблюдала за священником, наслаждаясь его смущением. Ей нравилось ощущение превосходства, она не могла противостоять сладкому желанию подольше поиграть с ним в эту игру. Одновременно ей было абсолютно ясно, что такому неиспорченному человеку она отдалась бы не раздумывая, по первому знаку, со всей страстью своего исстрадавшегося существа. Он, такой задумчивый, засмотревшийся вдаль, был ей необыкновенно дорог и возбуждал ее.

– Нектарий, – шепотом обратилась она к нему, облизывая с губ персиковый сок.

– Отец Нектарий! – исправил ее священник.

– Хорошо. Отец Нектарий, можно у вас кое о чем спросить, но только честно мне ответьте?

– Спрашивай.

– Вы когда-нибудь были влюблены?

– Нет человека, который когда-нибудь не был влюблен, – ответил он, не в силах спрятать румянец, окрасивший его щеки.

– А можно мне узнать, в кого, если это не секрет?

– В жизнь!

– Это понятно, но мне интересно, была ли в вашей жизни какая-нибудь женщина?

– Что касается этого вопроса, то любопытство останется без ответа.

– А я вам нравлюсь? – спросила она, наслаждаясь его беспомощностью.

Он молчал. Она повторила вопрос, деля слова на слоги:

– Я спросила, нравлюсь ли я вам?

– Ты мне нравишься, очень, но существуют границы.