Ольга Клименко - Мир во мне. Исповедь туберкулезника

Я помню, как спустя месяц пришла в церковь в поисках того священника. Все та же улыбка.

– Поговорим?

– Поговорим)).

Исповедь это не то, что принято считать, когда тебе накрыли голову и прочли молитву, исповедь, это когда ты сердцем отпускаешь все, что болело, когда можешь признать свою вину и не обвинять других. Все, что происходит в жизни, так или иначе последствия наших решений, из-за неуверенности в себе, из-за своего самолюбия я сознательно тянула то, что нужно было отпустить намного раньше. Я всегда пыталась представить – кто я без заведения, боялась сделать этот шаг назад, не понимая очевидного, что ведь не заведение сделало меня, а мое трудолюбие, то какая я есть. Да и не в заведении дело и не в обидах. Сейчас я понимаю, что корни проблемы из детства. Понимаю, что родительская любовь это все в жизни ребенка. Только от того, какой фундамент в тебя заложат в детстве, насколько дадут уверенности и любви, только от этого зависит, насколько человек станет счастливым. Почему именно счастливым, а не успешным или добрым, а может злым? Потому что когда Вас недолюбили, каким бы вы не выросли, злополучная капсула станет вашей защитой, вашей тенью. Не зря говорят, что самодостаточные люди сложные, у них одиночество особенное. Я не могу не думать о детях в детдомах. Я представляю, какое общество мы вырастим. Да, я и вправду сама во всем виновата, я всегда искала «семью, родных», строя себе иллюзию что любима, что обо мне заботятся, принимая все за чистую монету, искусственно убегая от своего одиночества. Нужно уметь прощаться с иллюзиями. Нужно уметь отпускать. Нужно уметь принять мир, каким он есть и себя в этом мире. Станет легче.

***

Был очередной Новый год. А после него и день рождения принцессы. Я устроилась на работу на должность официанта, нет, не ради денег, мне и дальше продолжали помогать. Я не работала больше года и еще не очень хорошо выглядела, мне казалось, что у меня получилось собраться, и я готова вернуться в социум, который так безжалостно вычеркнул меня из своего круга. У меня даже получалось, вроде. А потом с малой начались недопонимания. Толи физическая нагрузка сказывалась, толи для малой пребывание в диспансере было катастрофическим, не знаю. Я говорила уже, что принцесса очень тяжело переживала тот факт, что я осталась без работы. Малая начала странно себя вести среди детей, брать чужие вещи без спроса, прятать еду и прочее.

Был ее день рождения и мы ждали на вечер гостей, я волновалась, хотела чтобы все было как раньше, ведь в нашем доме впервые после всех событий должны были быть гости. Я забрала ее со школы, где мне рассказали, что она украла деньги у одноклассника…

Я держалась как могла, и помню даже пыталась поговорить, но малая как в ступор впала, молчала и все. Я держалась…, а потом взяла и ударила по лицу, унизительно. Знаете, что самое страшное? Мне понравилось. Я такой выброс адреналина получила, как будто весь груз с плеч спал… и я ударила снова, малая упала на пол, а я как полоумная продолжала бить не в силах остановиться. Крики и удары чередовались и прекратились только, когда я увидела кровь… Я разбила малышке лицо. Испугавшись саму себя, закрылась в ванной и забилась в угол. Меня трусило в истерике, в это время в комнате на полу скулил свернувшись в калачик мой ребенок, а я ничего не могла сделать. Вот и справилась без таблеток… Кто я и кем стала? Срыв пострашнее прежних будет. Я не знала что делать.

Тот вечер мы уладили, но срывы повторялись с завидной регулярностью. Не получалось у меня дружить с людьми, слишком сложная.

Я помню насколько легче стало, когда я начала понемногу отдавать долги. Да, очень медленно, но начала. Я не долго продержалась официантом, желание развиваться взяло верх над страхами. Где-то на этой стадии – начало работы над книгой. Прошёл почти год с того момента. Как я его прожила? Сложно, в конфликтах, как в принципе и до этого. Несколько недель спустя, после случая с избиением, принцесса заболеет и это станет моим последним испытанием на прочность. К сожалению, она была еще со статусом «контактной» и стояла на учете. Ее снимок покажет забитые легкие и фтизиатр выдвинет предположение о туберкулезе. А я как оглохла и не слышу, думаете, испугалась за нее? Нет, я испугалась за себя, я не могла находиться с ней в одной комнате спокойно, думая, что она больна. Я боялась. Стыдно? Не знаю. Я на протяжении книги рассказываю о том, что нужно оставаться людьми, а сама отвернулась от собственного ребенка. Страх болезни…я не могла… я укладывала малышку спать, гладя ее волосы и пытаясь осознать, как сильно ее подставила, не специально, тем не менее. И как сильно я боюсь рецидива. Малую заберут в диспансер до момента установления точного диагноза… и я останусь одна. Четыре месяца без диагноза в стенах больницы. Я не понимаю, как можно оставить своего ребенка! Каждый день без малышки был подобен каторге, а дом комнате пыток. Засыпать вдали от нее зная, что она одна где-то фиг знает где, и что она маленькая и что если вдруг обидят она даже постоять за себя не сможет, потому что моя принцесса очень открытая и добрая. Это не было «за грехи» или что-либо в этом роде, я так не думала, в молитвах я просила силы выстоять и молила за малую. Я понимала, что это все хвосты прошлого, но без ребенка дни безумно длинные. Мне все равно было на то, как она себя вела. Так всегда, так заложено у людей, что как только что-то плохое происходит, мы готовы простить все, лишь бы с близкими было все хорошо. Плохое проходит и мы забываем о том, что обещали, продолжаем ругаться, ругать и обижаться. Я не засыпаю больше в обидах, ценность времени и жизни стали для меня важнее всего на свете. Характер так себе и понятное дело я ругаюсь с людьми, но стараюсь пересилить себя и пишу первая. Выглядит реально глупо, вроде знаю что права, но не могу в обиде, и хоть ты тресни. Да и не хочу. Когда я буду уже на таком бешенном заряде срыва, что смогла бы разнести по кирпичикам здание больницы, позвонит врач и скажет, что анализы малой на туберкулез отрицательные и я могу забрать ее домой. Счастье. Я дала себе обещание стать другой мамой для принцессы. Возможно она не самая умная или послушная, слишком рассеянная, но она слишком большая часть меня, я очень постараюсь стать мамой. У меня не всегда будет получаться, но каждый раз, когда мои нервы будут сдавать и рука дергаться, я буду вспоминать, как было без нее.

О детдомах

Что тут скажешь. Наше правительство так громко кричит о вступлении в Евросоюз, что иногда готова поверить, что мы к этому готовы. Нашему обществу еще очень долго идти к уровню цивилизованной страны. Да и кто сказал, что нам туда нужно, как будто мы сможем убежать от себя самих. Не в состоянии навести у себя порядок из-за отсутствия элементарного желания меняться, пытаемся дорваться до чужого корыта. Бесит. Я спокойная и уравновешенная ровно до тех пор, пока не оказываюсь среди наших детей. Начиная от стен, условий, заканчивая отношением медперсонала и процессом усыновления… дно. Не все плохо, есть работники, которые реально отдают себя сиротам и стараются во их благо, но таких слишком мизерный процент на фоне общей картины. Дома престарелых можно тоже сюда прикрепить. Возможно, легче сказать, что просто я слишком негативная, а возможно это наша с вами реальность? Нищета душ, нищета кошельков, и стандартный тазик оливье к новогоднему столу. Не в одну здоровую голову нельзя поместить факт того, когда мамаши рожают ребенка и отдают на «временное» пребывание в детский дом из-за сложного материального положения в семье. Жалко? Конечно. И пусть, что этот временный ребенок уже пятый или шестой по счету в детском доме. То есть, как ноги раздвигать так мы любим, а как презервативами пользоваться, то не научились. Или как? Не понимаю. Зато стерилизация таких особей у нас запрещена. Знаете, что поражает мой мозг? То, что по нашим законам такого малыша нельзя усыновить или удочерить, потому как он не отказник, он временный, мы ждем пока мама одумается, а малыш в это время обрастает капсулой.