Василиса Савицкая - За ширмой

А в этом… Истеричка орет. Сама, как копье, острая, только рот овальный открывается и вопли овальные летят. Сына воспитывает. А он так овально сжался, в овальный диван вдавился, овалами хлопает, в чем его вина овальная понять не может. А беда не в нем. Беда в маме овально-острой. Мозг у нее овальный совсем сделался. Овального папу сгрызла, вот на сына такого же перекинула агрессию свою овальную. Папа с сыном овалы, друг на друга похожие, одинаковые… раздражают. Ведь нашла б себе тогда давно квадратного рыцаря, четкого, с углами прямыми, жизнь в овал не превратилась. По кругу этого овала как белка не скакала, по прямым бы ходила. Это она так мозгом своим овальным думает, тешит себя, желает. Но и рыцаря квадратного она бы сожрала и в овал превратила. Но у каждого своя правда. Только сына жалко – не виноват, что тоже овальный получился.

А вот еще одно… Темное, овальное. В углу огонек овальный мерцает. А за ним овальная старушка сидит, овальные молитвы о дочке читает. Дочка в квадратный, четкий, с углами прямыми, большой город вырвалась, в квадратную превратилась и забыла мать овальную. А у той душа овальным кольцом сжалась и ком овальный в горле прочно засел. Все, что осталось, молитвы овальные овальному Богу слать. Может, услышит. Так и сидит сама в овальной комнате у овального окна, каждый овальный день и каждую овальную ночь, ждет, надеется овальную весточку получить. Но пока с ней только тишина и боль овальная.

Глаза переводишь… Дальше смотришь. Вот такое же овальное, но светлое. Интересно. Стыдно, но тянешься, заглядываешь. Овальная комната, овальная мебель, овальная семья. Все такое овально-правильное. Овальный папа на диване овальном, овальная мама за овальной плитой овальный борщ готовит. Дети овальные, каждый за своим овальным компьютером сидят. И вроде окно, хоть и овальное, но светлое, и комната яркая, но как-то все по своим овалам, по отдельности.

Овальную маму на работе премии овальной лишили, она мужу овальному пожаловалась по овальный привычке, а он, вместо прямой поддержки, овальной «дурой» ее обозвал. Вот стоит теперь овальной ложкой овальный борщ мешает, овальной обиде в овальной душе место ищет.

А мужа овального любовница, такая же овальная, долбит овальными требованиями и претензиями. Овального развода требует. А он овальных обещаний натыкал, а сейчас понял: устал от овальных требований, и от жизни овальной устал. Какая разница, какой овал на какой менять? Вот и вылил от овальной беспомощности зло свое овальное на жену. Лежит теперь новости овальные читать пытается, но суть овальная в мозг не проникает. Так, вид овальный делает.

А дети за компьютерами овальными свои страхи овальные прячут. Овальную беду чувствуют, а сделать ничего не могут. Вот и прячутся за овалами искусственными.

Так смотришь по окнам овальным – душа овальной становится. И так хочется овалы эти схватить, разорвать, разогнуть что есть сил. И по-новому собрать. Только не в квадраты, четкие, с углами прямыми переделать. А в кривую, изогнутую… которая и жену мужику вернет. Концами изогнутыми зацепит – и жизнь у них наладится, и денег хватит. А мужа с дивана поднимет, пусть по кривой, но к жене направит, обнять заставит. А на листе бумаги изогнется, буквами ляжет и письмом от дочки к матери прилетит.

Пусть кривая, пусть изогнутая, с взлетами и падениями, но только живая, естественная, не овально-замкнутая.

Пауза

Вот бежишь по кругу жизни. Дом, работа, дети, магазин, дом, уроки, ужин. А надо и завтрак продумать заодно. На комоде пыль собралась, а на потолке в углу паутина – стыдно голову поднять. По телефону подруга звонит, кот заболел, надо поддержать, посоветовать, а в машине колесо спускает, надо заехать, подкачать, но уже неделю как забываешь. В школе собрание, пятое, а ты ни на одном не была. Родители косо смотрят, учитель фыркает, а ты просто по времени, честно, никак вложиться не можешь. Хочешь, но не можешь, а может, и не хочешь, но надо же.

А в десять вечера, когда ты глаза открытыми еще держать пытаешься, но с трудом, тебе под нос дневник сунут, а в нем синей ручкой по белым листам корявым детским почерком написано: «Поделка из каштанов, шишек, листьев, желудей – на завтра!», и глаза жалобно из-под дневника выглядывают, просят. Ничего страшного, что у тебя дома и в радиусе десяти километров от него ни одной шишки и ни одного желудя. Даже клея банального нет. И фантазия на нуле. Но выхода нет… глаза жалобные.

Находишь, делаешь, фантазируешь. До трех ночи фантазируешь. Глаза жалобные спят давно, а ты пыхтишь. Ведь совместные поделки детей и родителей объединяют. И ничего, что на работу отчет на завтра не сделала, который позавчера сдать надо было. Дети важнее.

И вот так бежишь, бежишь, вроде и ничего. Не жалуешься, нет. Даже радуешься, жизнь насыщенная, интересная… Но из магазина выходишь, в руках пятнадцать пакетов, в машину прешь. Детям витамины, яблоки, груши, молочко. И вот когда к багажнику полшага сделать осталось, полиэтилен-предатель по швам треснул, витамины на асфальт выбрасывая, вот тогда и понимаешь: последняя капля.

Садишься рядом, все равно что бордюр грязный, а ты в брюках белых и прохожие как на чокнутую смотрят. Яблоко с земли поднимаешь, о куртку протираешь и ешь его. То, что микробы, – безразлично. В этот момент, поглощая грязное яблоко, понимаешь: нужна пауза.

Останавливаешься и глушишь мотор жизни. Закрываешь дверь на амбарный замок от всего мира, ключ выбрасываешь, телефон, интернет рубишь и тишина. Сам на сам. Даже жутко как-то, непривычно. Прислушиваешься, привыкаешь. А потом расслабляешься, выдыхаешь. Натягиваешь пижаму махровую, носки пушистые, смываешь с лица косметику, хвост в узел. И понимаешь: вот оно счастье.

Неспешно наливаешь в чашку горячий ароматный чай и смакуешь. Не залпом на ходу, а маленькими глотками, приятно согревающими гортань. Вдыхаешь аромат.

В уши музыка льется, не какая в магнитоле заиграла случайно, а любимая. Глаза закрываются, в теле – умиротворение.

Достаешь с полки любимую книжку, перелистываешь, перечитываешь. Улыбаешься, плачешь, восхищаешься тому, как люди умудряются из букв обычных мелодию прекрасную сотворить, которая в душе эхом отзывается, согревает.

К роялю подходишь. Жалко его, стоит пылью припавший, давно не тронутый пальцами человеческими. Все некогда. Пыль рукой смахиваешь, крышку медленно поднимаешь, по клавишам проводишь, и отзывается он звуками на твои прикосновения, нежно так, радостно. Слышно – соскучился, истосковался. По человеческому теплу истосковался. Как и ты по его черно-белым клавишам. Перебираешь пальцами по ним, а в ответ мелодия красивая забытая льется. И так тепло внутри, так спокойно!..