Норб Воннегут - Боги Гринвича

— Да?

— Я в совете директоров «Бентвинга». Если я не могу успокоить «Нью-Джерси Шит Метал», то кто сможет?

— Справедливо, — признал Кьюсак.

Железная уверенность в инсайдерской информации всегда играла на руку.

— Значит, с этим мы разобрались? У нас мало времени, Джимми, а мне нужно обсудить с тобой еще одну тему.

— Какую?

— Твой тесть — Калеб Фелпс?

«Ага, тесть… Скорее, кадавр».

— Кто вам сказал?

— Один из наших партнеров, — ответил Лизер. — Я бы с удовольствием встретился с Калебом.

— У него своеобразные взгляды насчет инвестирования в родственников, — сказал Кьюсак. — Кроме того, у меня с Калебом сложные отношения.

— Меня не волнует, даже если он для тебя мертв, — заявил Лизер. — Проводить время с успешными людьми полезно для бизнеса.

— Пришли парни из «Нью-Джерси», — прервала их Никки, ассистент Сая.

— Подумай об этом, — продолжил Лизер. — Вот и все, о чем я прошу. Просто подумай.

Джимми меньше всего хотелось «подумать об этом». Однако он припомнил совет Гика о том, как войти в круг доверенных лиц: «Как только ты принесешь ему пару толстых клиентов, он расскажет тебе о хеджировании».

— Ладно, — ответил Кьюсак. — Но сейчас давайте растрясем ребят из «Нью-Джерси Шит Метал».

— Нет, нет и нет. Забудь об этом.

— Сигги, послушай меня…

— Ответ — нет. Я не обсуждаю Сая Лизера.

Олавюр опешил. Сигги никогда не спорил, ни разу в жизни никого не ударил. Сигги был семейным посланником, несущим оливковую ветвь. Он всегда искал мирное решение конфликта, даже если в результате ему приходилось говорить «да» вместо желанного «нет».

Они сидели на красных табуретках в баре «Хвервисбаринн». Оба пили «Ред Булл» и «Тури», густую водку по старинному эстонскому рецепту. Сигги снял черные очки и откинул назад волнистые волосы. Он допил содержимое стакана, дважды звякнул по стойке, давая сигнал повторить, и собрался перед следующей фразой.

— Олавюр, ты зациклился.

Когда Сигги напивался, что случалось часто, он становился добродушным увальнем. Но этим вечером он напирал на Олавюра, как опухоль размером с наковальню.

— На чем?

— На Сае. А если не на нем, то на «Хафнарбанки». Или на цене акций. Или на портфеле. Почему ты не съедешь на какой-нибудь подружке?

Сигги остановился. Ему хотелось сказать: «Прежде чем ты пропьешь весь свой вид. Ты дерьмово выглядишь». Но он сдержал порыв, хотя банкиру не повредил бы сеанс в клинике. На его носу, как у запойного пьяницы, прорезались все капилляры.

Олавюр превратился в Мистера Лёд. В полевого генерала, который успокаивал соратников. В бойца, который сохраняет спокойствие и методичность в пылу битвы. В человека, который пробудил трясущего старого председателя и потребовал голову Сайруса Лизера. Сейчас он был хладнокровным и безжалостным воителем. Он мог пожать врагу руку, а в следующий миг снести ему голову с плеч.

Но у этого солдата есть скрытые опасения. Карьера Олавюра зависит от взлета «Хафнарбанки» и падения «Бентвинга». Он знал, как поступить со своим банком. Катарцы покупали акции. Однако он не представлял, сможет ли «ЛиУэлл Кэпитал» поднять цену «Бентвинга». Если да, то Лизер просто распнет инвесторов, которые ставят против его акций. А Олавюр знал, что не стоит недооценивать врага.

Он обнял Сигги, связав арт-дилера тяжестью своего тела, и спросил:

— В чем проблема? Мне-то ты можешь сказать.

— Забудь, что я когда-либо упоминал имя Сая Лизера, ладно?

— Брат, мне нужна твоя помощь.

— Олавюр, ты просишь меня перерезать себе глотку. Сай — мой лучший покупатель.

— Был.

— Он может купить другую картину, — добавил Сигги, не уловив значимости короткой реплики Олавюра.

Банкир неожиданно полностью повернулся к троюродному брату и ободряюще наклонился ближе:

— Расскажи об этом.

— А почему ты спрашиваешь? — спросил Сигги, с подозрением взглянув на брата.

— Сколько стоит картина? — проигнорировал вопрос Олавюр.

— Четыре миллиона американских долларов.

— Это справедливая цена?

— Нет, — выпалил арт-дилер тоном недовольного авторитета. — Справедливая цена — шесть миллионов.

— Тогда зачем продавать так дешево?

— Шуточки рынка.

Возможно, помог «Ред Булл» с «Тури». Возможно, тема. Сигги расслабился — они обсуждали искусство. В разговорах с братом ему редко доводилось играть на своем поле. У Олавюра всегда было преимущество.

— Лизер хочет именно эту картину? — уточнил Олавюр.

— Возможно. Но он добивается лучшей цены.

— Братик, твой корабль только что вошел в гавань.

Олавюр сиял алкогольным энтузиазмом такой мощности, что мог бы осветить «Лёйгардалсвёллур», национальный стадион Исландии.

— Тебе легко говорить. Акции «Хафнарбанки» снова идут по девятьсот с лишним крон.

— Забудь про мои акции, — рявкнул Олавюр.

Кроткий арт-дилер вздрогнул от резкой фразы, раздосадованный потерей бдительности.

— Сигги, у меня есть предложение.

— Ответ — нет.

Олавюр, ветеран финансовых поединков, упорствовал, отметая слабые возражения брата.

— Владелец картины заработает деньги. Сайрус Лизер заработает деньги. Ты заработаешь деньги, и это еще не все.

— Брат, у тебя уши заложены? Я же сказал — нет.

— Твой новейший клиент может сто раз купить Сая Лизера, — заявил банкир и после паузы добавил: — По крайней мере, сто раз.

— И кто же он такой? — скептически поднял бровь Сигги.

— Завтра мы вместе позвоним в Катар. И ты познакомишься по телефону с шейхом Фахадом бин Талифой.

— Это тот, который купил пять процентов акций «Хафнарбанки»? — спросил Сигги.

— Он самый.

Сигги начал улыбаться, стресс выходил из него, как пар из предохранительного клапана. Но потом прищурился, и его взгляд стал слишком хитрым для владельца картинной галереи.

— А что ты с этого получишь, братик?

— Я же говорил. Мне нужна информация.

— И почему ты думаешь, что я смогу ее добыть?

— О, ты сможешь.

— Олавюр, ты слишком уверен.

— Сай даже не сообразит, что именно он тебе рассказывает.

— Ты меня запутал. Ты же говорил, он заработает деньги.

— Он заработает, — заверил Олавюр. — Ты завоюешь его доверие, а потом…

— Что потом?

— Я закопаю эту асни , — ответил Олавюр, воспользовавшись исландским выражением, означающим «жопа».

— Я не могу.

— Успокойся, Сигги. Сайрус Лизер никогда тебя не заподозрит.

— Мы начнем с сорока миллионов.

— Спасибо, — ответил в микрофон беспроводной гарнитуры Кьюсак.

Ответил спокойно, неторопливо. Профессионал до глубины души. Его внутренняя эйфория не касалась микрофона. Джимми говорил без эмоций, как служащий пункта приема платежей на автодороге, лишенный кофе, радио, уставший от духоты и высиживающий последние тридцать минут восьмичасовой смены.