Ю Несбё - Немезида

Когда Харри закончил, ему почти все стало ясно. Он откинулся на спинку конторского стула, но триумфатором себя не чувствовал, только ощущал пустоту внутри.

Ракель ни о чем не спросила, когда он позвонил ей и сказал, чтоб сегодня она его не ждала. Потом он поднялся в столовую и вышел на балкон, где двое курильщиков дрожали от холода. Глубоко под ними в ранних осенних сумерках мигали городские огни. Харри закурил сигарету, провел рукой по кирпичному верху балконной решетки и начал лепить снежок, сжимая его все сильнее и сильнее, пока между пальцев не потекла вода. Тогда он бросил его в сторону города и земли и проследил глазами, как блестящий снежный шарик ускорялся во время полета, пока не исчез из виду на серо-белом фоне.

– У меня был одноклассник по имени Людвиг Александер, – громко сказал Харри.

Пританцовывающие на холоде курильщики повернулись к старшему инспектору.

– Он играл на пианино, и его прозвали Диезом. Просто потому, что как-то на уроке пения он имел глупость во всеуслышание заявить учительнице, что его любимая тональность – диез. Когда наступала зима, мы на каждой перемене играли с параллельным классом в снежки. Диез отнекивался, но мы его заставляли. Использовали в роли пушечного мяса. Сам он бросал снежки так, что они едва перелетали на сторону противника. А в его рядах был Руар, крепкий такой пацан, он в гандбол за «Уппсал» играл. Обычно он смеха ради принимал снежки Диеза головой, а потом своими меткими, сильными бросками разукрашивал ему лицо в кровь. Но однажды Диез слепил снежок вокруг камня и бросил его так высоко, как только мог. Руар прыгнул, смеясь, и отбил его головой. Звук раздался такой, будто камень ударился о камень, лежащий на мелководье, такой жесткий и мягкий одновременно. В тот день я единственный раз видел «скорую» в школьном дворе.

Харри глубоко затянулся.

– В учительской целыми днями судили и рядили, заслуживает ли Диез наказания. Но ведь он ни в кого снежком не метил, и вопрос только в том, следует ли наказывать человека, который просто-напросто не учел, что один идиот ведет себя по-идиотски.

Харри затушил окурок и вошел внутрь.

Время перевалило за половину четвертого. Злой ветер еще прибавил в силе на открытом пространстве между Акерсельвой и станцией метро на площади Гренландии, где школьников и пенсионеров в качестве пассажиров начали сменять люди с замкнутыми лицами и при галстуках, торопящиеся домой после работы. Харри врезался в одного из них, когда бежал вниз по лестнице, и услышал брошенное ему вслед ругательство, эхом отразившееся от кирпичных стен. Он остановился перед кабинкой между туалетами. В кабинке сидела та же самая пожилая женщина.

– Мне надо поговорить с Симоном, немедленно.

Она посмотрела на него холодными карими глазами.

– Его нет в Тёйене, – сказал Харри. – Все уехали.

Женщина непонимающе пожала плечами.

– Скажи, что его Харри спрашивает.

Она покачала головой и сделала знак рукой, чтобы он уходил.

Харри приблизился вплотную к разделявшему их стеклу:

– Скажи, это спиуни герман.

Симон предпочел Энебаккевейен длинному туннелю через Экеберг.

– Не люблю туннелей, понимаешь, – объяснил он, когда они тащились в сторону скал в предвечерней пробке.

– Так, значит, двое братьев, что перебрались в Норвегию и выросли вместе в одном вагончике, стали недругами, потому что полюбили одну девушку, – сказал Харри.

– Мария из очень почтенной семьи ловарра. Они обосновались в Швеции, где ее папа был булибасом. Она вышла замуж за Стефана и переехала с ним в Норвегию, когда ей только исполнилось тринадцать, а ему восемнадцать. Стефан до смерти любил ее. Как раз в это время Расколь скрывался в России, понимаешь. Не от полиции, а от косовских албанцев, орудовавших в Германии. Они считали, что он кинул их по бизнесу.

– По бизнесу?

– Они нашли пустой трейлер на автобане под Гамбургом, – улыбнулся Симон.

– Но Расколь вернулся?

– В один прекрасный майский день он объявился в Тёйене. Тогда-то они с Марией и увидели друг друга впервые. – Симон засмеялся. – Господи, какими взглядами они обменивались! Я даже на небо посмотрел, думал, сейчас гроза разразится, так воздух наэлектризовался.

– Они влюбились друг в друга?

– В одночасье. На глазах у всех. Некоторые женщины даже стыдливо отвернулись.

– Но если это было так очевидно, родственники, наверное, как-то отреагировали.

– Да нет, никто не думал, что это так опасно. Не забудь, что мы женимся раньше вас, понимаешь. Мы не в силах сдерживать молодежь. Они влюбляются. Тринадцать – ты можешь себе представить…

– Могу. – Харри почесал в затылке.

– Но все оказалось очень серьезно, понимаешь. Она была замужем за Стефаном, но любила Расколя с того самого дня, когда увидела его впервые. И хотя они со Стефаном жили в своем вагончике, она встречалась с Расколем, ведь он все время там обретался. Ну и случилось так, как и должно было случиться. Когда родилась Анна, только Стефан и Расколь не знали, что она дочь Расколя.

– Бедная девочка.

– И бедный Расколь. Из них только Стефан был счастлив. Он так гордился, понимаешь. Говорил, что Анна так же красива, как и ее папа. – В печальных глазах Симона мелькнула улыбка. – Может, все бы так и дальше продолжалось, если б Стефан с Расколем не задумали ограбить банк.

– И у них не сложилось?

Оставаясь в пробке, они все-таки подъехали к Рюенкрюссет.

– Их было трое. Стефан как самый старший должен был войти в банк и выйти последним. И пока двое других побежали с деньгами за машиной, в которой смогли бы оттуда уехать, Стефан оставался в помещении банка с пистолетом, чтобы сотрудники не включили сигнализацию. Они ведь были дилетантами, даже не знали, что банк оборудован системой беззвучной сигнализации. И когда те двое подъехали, то увидели, что Стефан лежит лицом на капоте полицейского автомобиля и легавый надевает на него наручники. Вел машину Расколь. Ему было только семнадцать, и он даже прав не имел. Он опустил стекло. На заднем сиденье лежало триста тысяч. Он медленно подъехал к полицейской машине, на капоте которой распластался его брат. И тут Расколь и полицейский встретились взглядами. Господи, воздух так же наэлектризовался, как в тот раз, когда Расколь и Мария встретились впервые. Они смотрели друг на друга целую вечность. Я боялся, Расколь закричит. Но он не произнес ни слова. Просто поехал дальше. Это была их первая встреча.

– Расколя и Йоргена Лённа?

Симон кивнул. Они миновали перекресток с круговым движением и свернули на Рюенсвинген. Возле заправки Симон притормозил и включил поворотник. Они остановились перед двенадцатиэтажным зданием. Рядом, над входом, светился голубой логотип Норвежского банка.