Ю Несбё - Немезида

Губы у Расколя дрогнули, но он не произнес ни звука.

Харри провел рукой по лицу:

– Последний мазок на свой шедевр она нанесла, нажав на спуск.

– Но почему? – прошептал Расколь.

– Анна была человеком крайностей. Она решила отомстить всем, кого считала виновными в том, что утратила смысл своей жизни. Любовь. А виновными были Албу, Гуннеруд и я. И вы, то есть семья. Говоря коротко, победила ненависть.

– Bullshit [72], – сказал Расколь.

Харри обернулся, сорвал со стены фотографию Расколя и Стефана и положил ее на середину стола:

– Ведь в вашей семье всегда побеждала ненависть, не так ли, Расколь?

Расколь запрокинул голову, осушил стакан и широко улыбнулся.

События следующих секунд отложились в памяти Харри точно при ускоренной съемке. По истечении этих секунд он оказался лежащим на полу в железных объятиях Расколя, обхватившего его за шею. Глаза жег выплеснутый в лицо кальвадос, от его вони было не продохнуть, а к горлу приставлена бутылка с отбитым горлышком.

– Знаешь, что может быть хуже высокого давления, спиуни? – прошептал Расколь. – Только слишком низкое. Так что лежи тихо.

Харри сглотнул и попытался что-то сказать, но Расколь еще сильнее сжал ему горло, и он смог только застонать.

– Сунь Цзы весьма прозрачно говорит о любви и ненависти, спиуни. В войне побеждают и ненависть, и любовь. Они неразделимы, точно сиамские близнецы. А проигрывают ярость и сочувствие.

Расколь еще больше усилил хватку.

– Моя Анна никогда бы не выбрала смерть. – голос его дрогнул. – Она любила жизнь.

Харри наконец-то удалось произнести, вернее, прошипеть несколько слов:

– Так же – как – ты – свободу?

Расколь чуть ослабил хватку, и Харри с хрипом наполнил воздухом ноющие легкие. Стук собственного сердца отдавался у него в голове. Но по крайней мере, он снова слышал шум проезжавших мимо машин.

– Ты сделал выбор, – прохрипел Харри. – Ты сдался властям, чтобы искупить вину. Никто тебя не понял, но это твой выбор. То же самое сделала Анна.

Харри попытался пошевелиться, но Расколь сильнее прижал бутылку к его горлу:

– У меня на то были свои причины.

– Я знаю, – сказал Харри, – инстинкт искупления вины столь же силен, как и инстинкт мщения.

Расколь не ответил.

– А ты знаешь, что Беата Лённ тоже сделала свой выбор? Она поняла, что ничто уже не вернет ей отца. Ярость ее прошла. Она просила передать тебе привет и сказать, что прощает тебя. – Осколок царапнул его по коже. Раздался такой звук, словно рядом кто-то писал на грубой бумаге. Медленно выписывая свои последние слова. И оставалось только поставить точку. – Так что теперь твой черед выбирать.

– Между чем выбирать, спиуни? Оставить тебе жизнь или нет?

Харри перевел дыхание, стараясь не терять выдержки:

– Освободить Беату Лённ. Рассказать, что же произошло в тот день, когда ты застрелил ее отца. И освободить себя самого.

– Самого? – Расколь засмеялся своим легким смехом.

– Я нашел его, – сказал Харри. – То есть его нашла Беата Лённ.

– Нашла кого?

– Он живет в Гётеборге.

Смех Расколя мгновенно оборвался.

– Уже девятнадцать лет, – продолжил Харри. – С той самой поры, как узнал, кто настоящий отец Анны.

– Ты лжешь! – крикнул Расколь и занес руку с бутылкой над его головой.

У Харри пересохло во рту, он закрыл глаза. А когда снова открыл, встретил остекленевший взгляд Расколя. Оба тяжело дышали.

Расколь прошептал:

– А… Мария?

Харри сумел заговорить только со второй попытки:

– От нее нет никаких известий. Кто-то говорил Стефану, что несколько лет назад ее видели вместе с бродячим табором в Нормандии.

– Стефану? Ты говорил с ним?

Харри кивнул.

– С чего бы это он стал говорить с таким спиуни, как ты?

Харри попытался пожать плечами, но у него не получилось:

– Сам у него спроси.

– Спроси… – Расколь недоверчиво уставился на Харри.

– Симон привез его вчера. Он в соседнем вагончике. У полиции к нему есть претензии, но у наших ребят указание не трогать его. Он хочет поговорить с тобой, Расколь. Так что тебе выбирать.

Харри просунул ладонь между шеей и острым краем бутылки. Но Расколь на сей раз не пытался помешать ему подняться. Только спросил:

– Зачем ты это сделал, спиуни?

Харри пожал плечами:

– Ты позаботился о том, чтобы суд в Москве не отнял у Ракели Олега. А я даю тебе шанс не потерять единственного оставшегося из твоих. – Он положил наручники на стол. – Независимо от твоего выбора, считаю, что мы квиты.

– Квиты?

– Ты помог мне с женой и сыном. А я тебе – с братом.

– Я слышал, что ты сказал. Но что это значит?

– Это значит, что я выложу все, что мне известно об убийстве Арне Албу. И мы будем преследовать тебя всеми возможными способами.

Расколь поднял бровь:

– Тебе проще не впутывать меня в это дело, спиуни. Сам знаешь, вам на меня ничего не повесить, так зачем же стараться?

– Затем, что мы полицейские, – ответил Харри, – а не хихикающие наложницы.

Расколь долго смотрел на него. Потом коротко кивнул.

В дверях Харри оглянулся. Согнувшись, худощавый человек сидел за пластиковым столом, и тень скрывала его лицо.

– Времени у вас до полуночи, Расколь. В полночь ребята отвезут тебя обратно.

Сирена «скорой» прорезала шум уличного движения на Финнмарк-гате, то повышая, то понижая звук, словно пыталась отыскать верный.

Харри осторожно толкнул дверь в спальню. Он словно бы почувствовал запах ее духов, но такой слабый, что, возможно, он просто всплыл у него в памяти. Огромная кровать возвышалась посреди комнаты, словно древнеримская галера. Харри сел на матрас, положил руки на прохладное белоснежное белье, закрыл глаза и почувствовал, что он словно бы покачивается на длинных ленивых волнах. Здесь ли Анна ждала его в тот вечер? Раздался резкий звонок. Он посмотрел на часы. Ровно семь. Это оказалась Беата. Эуне позвонил пару минут спустя. Лицо его с двойным подбородком порядком покраснело после подъема по лестнице. Тяжело дыша, он поздоровался с Беатой, и они втроем прошли в гостиную.

– Значит, ты можешь определить, кто изображен на этих портретах? – спросил Эуне.

– Арне Албу, – сказала Беата и показала на портрет с левой стороны. – Альф Гуннеруд в центре и Харри – справа.

– Блестяще! – восхитился Эуне.

– А, ерунда, – возразила Беата. – Муравей различает всех своих собратьев по куче. Пропорционально весу тела веретеновидная извилина у него работает гораздо эффективнее моей.

– Боюсь, по отношению к моему весу эффективность моей извилины близится к нулю, – сказал Эуне. – Ты что-нибудь можешь разглядеть, Харри?

– Сейчас, по крайней мере, чуть больше, чем когда Анна показывала мне их в первый раз. Я знаю, что этих троих она обвиняет. – Харри кивнул на женщину с тремя светильниками. – Немезида, богиня возмездия и справедливости.