Ю Несбё - Немезида

Гретте попытался улыбнуться. Из глаз его опять потекли слезы.

Чтобы не видеть, как плачет взрослый мужчина, Харри остановил взгляд на листке бумаги, где Гретте что-то писал в момент их прихода.

– Вы за последние полгода снимали крупные суммы с банковского счета. – Беата говорила жестко; в голосе звучали металлические нотки. – Тридцать тысяч крон в Сан-Паулу. На что вы их потратили?

Харри с изумлением посмотрел на нее. Казалось, происходящее ничуть ее не трогает.

Гретте улыбнулся сквозь слезы:

– Мы со Стине отпраздновали там десятилетний юбилей свадьбы. Она взяла отпуск чуть раньше и поехала туда за неделю до меня. Мы впервые не виделись с ней так долго.

– Я спросила, на что вы истратили тридцать тысяч крон в бразильской валюте, – не унималась Беата.

Гретте посмотрел в окно.

– Это мое личное дело, не находите?

– А мы ведем дело об убийстве, господин Гретте.

Гретте повернулся к Беате и смерил ее долгим взглядом:

– Вас наверняка еще никто не любил. Я прав?

Лицо Беаты помрачнело.

– Немецкие ювелиры в Сан-Паулу считаются лучшими в мире, – сказал Гретте. – Я купил то кольцо с бриллиантом, которое было на Стине, когда она умерла.

Пришли двое санитаров и забрали Гретте. Наступило время обеда. Харри и Беата проводили его взглядом, стоя у окна и ожидая, когда санитар и их выведет из здания.

– Весьма сожалею, – сказала Беата. – Я вела себя глупо… я…

– Все в порядке, – попытался успокоить ее Харри.

– Мы всегда проводим проверку финансовых дел всех, кто имеет отношение к ограблению, однако здесь я, похоже…

– Я же сказал, Беата, все в порядке. Никогда не жалей о том, о чем спросила, – только о том, о чем не спросила.

Наконец явился санитар и выпустил их из комнаты.

– Сколько времени он еще пробудет здесь? – спросил Харри.

– В среду его отошлют домой, – откликнулся санитар.

В машине по дороге к центру Харри спросил у Беаты, почему санитары всегда именно «отсылают домой» поправившихся пациентов. Они ведь не обеспечивают их перевозку, да и куда именно ему ехать, пациент решает сам. Так почему бы не говорить «отпустить домой» либо «выписать»?

У Беаты не было никаких мыслей на этот счет, и Харри, поглядев на сумрачное небо, подумал, что начинает становиться старым ворчуном. Прежде он был просто ворчун.

– Он изменил прическу, – сказала Беата. – И надел очки.

– Кто?

– Санитар.

– Да? А не похоже было, что вы знакомы.

– Мы и не знакомы. Однажды я видела его на пляже у Хука. И в «Эльдорадо». И на Стортингс-гате… По-моему, лет пять назад.

Харри с интересом посмотрел на нее:

– Я и не знал, что это твой тип мужчины.

– Вовсе и не мой, – сказала она.

– Ах да, – спохватился Харри. – Как же я забыл, ведь у тебя в этом смысле мозги набекрень.

Девушка улыбнулась:

– Осло – маленький городишко.

– Ах вот как? Сколько раз ты видела меня, прежде чем пришла на работу в Управление?

– Один раз. Шесть лет назад.

– И где же?

– По телевизору. Ты тогда распутал это дело в Сиднее.

– Хм. Должно быть, это произвело на тебя впечатление.

– Помню только, мне было досадно, что из тебя сделали героя, хотя на самом-то деле ты облажался.

– То есть?

– Ты должен был отдать преступника под суд, а не убивать его.

Прикрыв глаза, Харри подумал о том, какой вкусной будет первая затяжка, когда он закурит, и даже потрогал пачку во внутреннем кармане. Вытащив сложенный листок бумаги, он показал его девушке.

– Что это? – спросила она.

– Та страничка, на которой Гретте что-то черкал.

– «Прекрасный день», – прочла она вслух.

– Он написал это тринадцать раз. Немного напоминает «Сияние», да?

– «Сияние»?

– Да ты знаешь – фильм ужасов. Стэнли Кубрик. – Харри бросил беглый взгляд на девушку. – Там Джек Николсон сидит в отеле и раз за разом пишет на листке одну и ту же фразу.

– Я не люблю фильмы ужасов, – тихо сказала она.

Харри повернулся к ней и хотел что-то сказать, однако счел за лучшее промолчать.

– Ты где живешь? – спросила она.

– В Бишлете.

– Это по дороге.

– По дороге куда?

– В Уппсал.

– Да? А там где?

– Ветландсвейен. Прямо возле станции. Знаешь, где находится Йорнслёкквейен?

– Да, там на углу еще такой большой желтый деревянный дом.

– Точно. В нем я и живу. На втором этаже. На первом живет мать. Я выросла в этом доме.

– Я тоже вырос в Уппсале, – признался Харри. – Может, у нас есть общие знакомые.

– Наверное. – Беата посмотрела в боковое окно.

– Надо бы выяснить, – заметил Харри.

Дальше они ехали молча.

Ближе к вечеру поднялся ветер. К югу от Стада обещали бурю, а на севере страны – расширение строительства. У Харри появился кашель. Он достал свитер, который мать связала для отца, а отец в свою очередь преподнес ему в качестве рождественского подарка несколько лет спустя после ее смерти. «Странно, и чего это я о нем вспомнил?» – подумал Харри. Он разогрел макароны и котлеты, а потом позвонил Ракели и начал рассказывать ей о доме, в котором вырос.

По ее немногочисленным репликам он понял, что ей приятно слушать его рассказ о том, что ему было так близко. Об играх, о маленьком комоде. О том, как он выдумывал истории, глядя на узоры ковра, как будто это были сказки, записанные с помощью хитрого кода. О ящике в комоде, который, по договоренности с матерью, был исключительно его собственностью и к которому она никогда не прикасалась.

– Я хранил там свои карточки с изображениями футболистов, – рассказывал Харри. – Автограф Тома Лунда. Письмо от Сёльви – девочки, с которой встречался летом во время поездки в Ондалснес. А позже – первую пачку сигарет. Потом – пачку презервативов. Она так и пролежала у меня нераспечатанной, пока не истек срок годности. Они так пересохли, что, когда мы с сестрой попытались их надувать, они все полопались.

Ракель смеялась, а Харри все рассказывал и рассказывал, нарочно, чтобы слышать ее смех.

Потом он долго бесцельно расхаживал по комнате. В новостях было все то же, что и вчера. Расширение строительства под Джелалабадом.

Харри прошел в спальню и включил компьютер. Пока он, потрескивая, загружался, Харри увидел, что пришло еще одно сообщение. Когда он прочел адрес отправителя, пульс его участился. Он открыл сообщение.

Привет, Харри.

Игра началась. В соответствии с заключением патологоанатома ты вполне мог быть там, когда она умерла. Так, значит, ты поэтому продолжаешь все скрывать? Что ж, не так уж глупо. Хотя все и выглядит как обычное самоубийство. Но ведь кое-что не стыкуется, верно? Следующий ход твой.

C#MN

Харри едва не подпрыгнул от грохота и с удивлением обнаружил, что это он сам со всей силы ударил ладонью по столу. Он осмотрелся в темной спальне. Харри был зол и испуган, однако больше всего его раздражало ощущение, что отправитель… где-то рядом. Харри приложил все еще ноющую ладонь к экрану монитора. Холодное стекло остудило кожу, и в то же время он почувствовал тепло, как будто там, внутри, был кто-то живой.