Джон Карр - Все приключения Шерлока Холмса

– Надо вам сказать, доктор Уотсон, что у профессора не было от меня секретов. Будь я ему сын или младший брат, я и тогда не пользовался бы большим доверием. Ко мне, его секретарю, попадали все поступавшие к профессору бумаги; я вскрывал и сортировал его письма. Вскоре по его возвращении все это изменилось. Он сказал, что, возможно, будет получать письма из Лондона, помеченные крестиком под маркой. Эти письма мне надлежало откладывать, потому что предназначались они только для его глаз. И действительно, несколько таких писем прошло через мои руки: каждое с лондонским штемпелем и надписанное малограмотным человеком. Если профессор и отвечал на них, то ответы не проходили через меня и не попадали в корзинку, из которой забиралась вся наша корреспонденция.

– И еще шкатулка, – напомнил Холмс.

– Ах да, шкатулка. Из своей поездки профессор привез маленькую деревянную шкатулку. Единственный предмет, указывавший, что он побывал на континенте: одна из оригинальных резных вещиц, которые сразу наводят на мысль о Германии. Поставил он ее в шкаф с инструментами. Однажды в поисках катетера я взял шкатулку в руки. К моему удивлению, он очень рассердился и в самых несдержанных выражениях отчитал меня за излишнее любопытство. Такое случалось впервые и сильно меня задело. Я попытался объяснить, что взял шкатулку по чистой случайности, но весь вечер ощущал на себе его косые взгляды и знал, что этот эпизод не выходит у него из головы. – Мистер Беннет вынул из кармана записную книжечку. – Это произошло второго июля, – добавил он.

– Вы просто образцовый свидетель, – заметил Холмс. – Кое-какие даты, которые вы у себя пометили, могут мне понадобиться.

– Методичности, как и многому другому, я научился у своего великого учителя. С того момента, как я заметил анормальности в его поведении, я понял, что мой долг разобраться, что с ним происходит. И у меня записано, что в тот же самый день, второго июля, Рой набросился на профессора, когда тот выходил из кабинета в коридор. То же самое повторилось одиннадцатого июля и затем, как у меня отмечено, еще раз – двадцатого. После этого собаку пришлось отправить на конюшню. Милейший был пес, ласковый… Впрочем, боюсь, я вас утомил.

Последнее он произнес укоризненным тоном, так как Холмс явно его не слушал. Сидел с застывшим лицом, устремив невидящий взгляд в потолок, но тут с усилием вернулся к действительности.

– Необычно! Крайне необычно, – пробормотал он. – Эти подробности я слышу впервые, мистер Беннет. Думаю, первоначальную картину мы восстановили достаточно полно, не так ли? Но вы упомянули о каких-то новых событиях.

Симпатичное, открытое лицо нашего гостя помрачнело: его накрыла тень неприятного воспоминания.

– Речь пойдет о случившемся позапрошлой ночью, – заговорил он. – Я лежал в постели, но заснуть не мог. Часа в два ночи из коридора донеслись какие-то приглушенные, неясные звуки. Я открыл дверь и выглянул. Наверное, следовало сказать, что спальня профессора находится в конце коридора…

– И произошло это?.. – спросил Холмс.

На лице нашего гостя отразилось раздражение: ему не понравилось, что его так бестактно перебили.

– Я уже сказал, сэр, позапрошлой ночью, стало быть, четвертого сентября.

Холмс кивнул и улыбнулся.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Спальня профессора в конце коридора, и, чтобы попасть на лестницу, ему надо пройти мимо моей двери. Поверьте, мистер Холмс, моим глазам открылось ужасное. Нервы у меня, кажется, не хуже, чем у других, но то, что я увидел, потрясло меня до глубины души. В коридоре царила темнота, и только против одного окна на полпути лежало пятно света. По направлению ко мне что-то двигалось, что-то черное и сгорбленное. Но внезапно оно попало в полосу света, и я увидел, что это профессор. Он крался, мистер Холмс, крался! Но не на четвереньках, опирался не на колени, а на полную ступню, низко свесив голову между руками. При этом двигался с легкостью. Я оцепенел от этого зрелища и, лишь когда он поравнялся с моей дверью, нашел в себе силы шагнуть вперед и спросить, не нужна ли ему моя помощь. Такой реакции я никак не ожидал. Он разом выпрямился, выплюнул мне в лицо ругательство, проскочил мимо меня и ринулся вниз по лестнице. Я прождал не меньше часа, но он все не шел. Видимо, он вернулся в свою спальню уже на рассвете.

– Ну, Уотсон, что вы на это скажете? – спросил Холмс с видом патолога, описавшего редкий в его практике экспонат.

– Люмбаго скорее всего. Я знал больного, который во время жестокого приступа был вынужден передвигаться точно так же, причем нетрудно представить себе, как это должно действовать на нервы.

– Превосходно, Уотсон! С вами всегда прочно стоишь на земле. И все-таки едва ли можно допустить, что это люмбаго: ведь он тут же смог распрямиться.

– Со здоровьем у него сейчас как нельзя лучше, – вставил Беннет. – Не помню, чтобы за все годы, которые я его знаю, он пребывал в такой прекрасной физической форме. Но факты, мистер Холмс, таковы. Это не тот случай, когда можно обратиться в полицию, а между тем мы буквально ума не приложим, как нам быть; мы чувствуем, что на нас надвигается какая-то неведомая беда. Эдит – мисс Пресбери – считает, как и я, что сидеть сложа руки и просто ждать больше невозможно.

– Случай, безусловно, прелюбопытный и заслуживающий внимания. Ваше мнение, Уотсон?

– Как врач могу сказать, что это, судя по всему, случай для психиатра, – отозвался я. – Бурное любовное увлечение повлияло на мозговую деятельность старого профессора. Поездку за границу он совершил в надежде исцелиться от своей страсти. Письма же и шкатулка, возможно, имеют отношение к личному делу финансового характера – скажем, речь идет о долговой расписке или сертификатах акций, которые и хранятся в шкатулке.

– А волкодав, разумеется, выражает свое неодобрение по поводу этой финансовой сделки? Нет, Уотсон, здесь дело обстоит сложнее. И единственное, что я мог бы тут предложить…

Что именно собирался предложить Шерлок Холмс, навсегда осталось загадкой, ибо в этот самый миг дверь распахнулась, и нам доложили о приходе какой-то молодой дамы. Едва она показалась на пороге, как мистер Беннет, вскрикнув, вскочил и шагнул к ней с протянутыми руками. И она протянула руки ему навстречу.

– Эдит, милая! Надеюсь, ничего не случилось?

– Я не могла не поехать за вами. Ах, дорогой, как мне было страшно! Какой ужас быть там одной!

– Мистер Холмс, это и есть та молодая дама, о которой я вам говорил. Моя невеста.

– Мы уже начали об этом догадываться, правда, Уотсон? – с улыбкой отозвался Холмс. – Насколько я понимаю, мисс Пресбери, что-то произошло, и вы решили поставить нас в известность?

Наша гостья, живая, миловидная девушка, типичная англичанка, ответила Холмсу улыбкой, усаживаясь возле мистера Беннета.