Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

Около получаса назад Рансмайер с тирольцем притащили своих пленников домой к доктору. Некоторое время до них доносились отдаленные выкрики стражника, однако нож у горла пресекал любые попытки позвать на помощь. Потом они спустились по лестнице в душную, освещенную факелами комнату, вероятно служившую Рансмайеру лабораторией.

Краем глаза Барбара видела десятки полок, заставленных пузырьками и банками с отвратительным содержимым. В одной из банок помещался человеческий зародыш с огромной головой размером как его туловище, рядом в прозрачной жидкости плавала отрубленная рука, а еще в одной банке – человеческий глаз, на котором еще сохранились нервные волокна и сосуды. Глаз безучастно таращился на Барбару, пока она тщетно ерзала по кушетке. Рансмайер тем временем играл пуговицами ее платья. На щеке у него засохла кровь.

– Тебе ведь нравится, да? – проворковал он и с наслаждением расстегнул первую пуговицу.

– Прекратите, черт подери! Так мы ничего не получим! – Тиролец схватил связанного Пауля, поднял, как кусок мяса, и с вызовом взглянул на Барбару: – Ответишь на мои вопросы, или мальчишке будет больно. Поняла?

Девушка кивнула, и тиролец грубо отшвырнул Пауля, после чего подошел к ней и взялся за ее кляп.

– Только без глупостей, – пригрозил он. – Здесь твоих криков все равно никто не услышит. Так что это пустая трата времени. – Он наклонился и прошептал ей в самое ухо: – Кроме того, я могу сделать так, чтобы этот похабник убрал от тебя свои лапы. Так что будь умницей.

Тиролец вынул кляп. Барбара закашлялась и принялась хватать ртом воздух.

– Я… клянусь, о том, что было на кладбище, знаем только мы с Паулем, – просипела она. – Вчера Пауль украл у кого-то из стражников связку ключей и бросил мне в камеру. Я сбежала, и с тех пор мы прячемся на стройке у церкви. И вот увидели вас!

Это была наглая ложь, и Барбара сама себе подивилась. И тиролец, и Рансмайер, казалось, пребывали в нерешительности, но, судя по всему, не могли представить, как иначе она умудрилась сбежать из тюрьмы.

Тиролец склонил голову, прикусил губу и наклонился к Барбаре почти вплотную.

– Даже не знаю, можно ли тебе верить, девка. Значит, этот дьяволенок стащил у стражника ключи? Хм, от него можно многого ожидать, но чтобы такое…

– Это правда! – заверила его Барбара.

– Дайте мне для начала поразвлечься с нею, тогда уж мы узнаем, где тут правда! – прошипел Рансмайер. – Уж вы мне поверьте, эти Куизли врут как дышат, грош цена их словам.

Он расстегнул следующую пуговицу на платье Барбары, но тиролец остановил его.

– Что тебе известно? – спросил он почти дружелюбно.

– Ну, вы… вы контрабандой переправляете соль, – торопливо ответила Барбара. – Наверное, из Тироля, и в больших количествах. Бургомистр Бюхнер, вероятно, тоже в этом замешан. Он заведует строительными работами при церкви, а вы сгружаете там соль в мешках из-под извести. Стройка служит вам для перегрузки. Оттуда ее в телегах перевозят к пристаням и дальше переправляют по воде.

Тиролец улыбнулся:

– Смышленая девочка. Да к тому же милая… Хотелось бы мне такую к себе домой да в постель… – Он с сожалением развел руками: – Но, увы, ничего из этого не выйдет. Есть в тебе еще одна черта, которая мне совершенно не нравится. Ты не можешь держать рот на замке. – Он повернулся к Рансмайеру и кивнул: – Думаю, теперь она все сказала.

Барбара попыталась закричать, но тиролец снова сунул кляп ей в рот, и она лишь сдавленно захрипела.

– Она ваша, доктор. Но после нам придется от нее избавиться. Не станете же вы вечно держать ее здесь.

Он наклонился к Барбаре и погладил ее по волосам:

– Эй, все же есть и хорошие новости. Этот маленький бесенок понравился мне, – тиролец показал рукой в угол, где рвался связанный Пауль. – Как его зовут? Пауль? Прелестное имя. Я заберу его с собой в Тироль. Из него выйдет отличный солдат. – Мужчина рассмеялся. – Или убийца и головорез. Разницы никакой, хотя бы на меня посмотреть.

Он подхватил воющего Пауля и потащил, словно рулон материи, вверх по лестнице.

Дверь с грохотом захлопнулась. Рансмайер принялся расстегивать оставшиеся пуговицы на платье Барбары – медленно, одну за другой.

– Что ж, теперь мы наверстаем все, что упустили за эти дни, – шептал доктор. – Поверь мне, Барбара, тебе понравится. Хотя бы потому, что этот раз последний.

Звяк-звяк-звяк-звяк…

По-прежнему раздавался ритмичный стук, который исходил, казалось, из самого сердца горы. Куизль нагнулся и заглянул в тесный чернеющий проход. Он едва мог протиснуться в него и задел плечом по краю. На пол посыпались мелкие камешки, и Якоб вздрогнул, опасаясь, что его кто-нибудь услышит. Но стук так и не прекратился.

Звяк-звяк-звяк-звяк…

Палач в последний раз оглянулся на навес, под которым теперь в полной темноте лежала раненая девочка, потом опустился на четвереньки и пролез в дыру. Он держал фонарь в вытянутой руке, чтобы разглядеть хоть что-то перед собой. Проход был укреплен расположенными беспорядочно балками, на вид старыми и гнилыми. С потолка за шиворот капала ледяная вода. Преодолев несколько метров, Якоб наткнулся на деревянную кадку и ржавую кирку. Все выглядело так, словно пролежало здесь не одну сотню лет. Потом он оказался перед развилкой. Стук отчетливо доносился справа, поэтому Куизль полез в этом направлении.

По счастью, потолок здесь был немного выше, поэтому через некоторое время палач смог встать и дальше шагал пригнувшись. Но подпорные балки теперь были совсем ветхие. Они косо вырастали из породы, а некоторые растрескались и едва не распадались на части. Куизль задел головой потолок, и снова на пол посыпались камешки. Но и в этот раз стук не прекратился.

Звяк-звяк-звяк-звяк…

Палач снова оказался перед развилкой. Правый, более тесный проход был обрушен, там высилась груда обломков. В свете фонаря Куизль заметил в ней что-то белое. Поднял и тут же брезгливо отшвырнул. Это была лучевая кость, на которой еще плесневели клочки одежды. Рядом лежал древний кожаный башмак и останки кожаного колпака, до того ломкие, что распадались, стоило к ним лишь притронуться. Порывшись немного, Якоб вновь наткнулся на ржавую кирку с обломанным черенком.

«Старая шахта, – подумал палач. – Но она заброшена, наверное, сотню лет назад. Так кто же там стучит? Явно не призрак. Или все-таки?..»

Он повернул налево, и стук усилился. Теперь Якобу казалось, что к первому звуку добавился еще один, исходящий из самых недр. Или это лишь эхо первого звука? Казалось, гора целиком исполнена этого шума, словно колотилось огромное каменное сердце.

Звяк-звяк-звяк-звяк… Звяк-звяк-звяк-звяк… Звяк-звяк-звяк-звяк…