Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

– Ах ты, сукин сын…

Куизль стал поворачиваться к противнику и тут получил страшный удар в затылок. В глазах вспыхнула молния, и палач провалился в пустоту. Но прежде он услышал язвительный смех злобного карлика.

Потом все вокруг потемнело.

Мельхиор Рансмайер в расстегнутых штанах остановился в углу лаборатории и налил себе вино из кувшина. Он часто дышал и с упоением смотрел на Барбару, лежавшую на кушетке. Ноги у нее были развязаны, но руки стянуты у подлокотника над головой. Платье было высоко задрано.

Рансмайер поднял стакан.

– Еще глоточек? – спросил он и подмигнул: – Поднимает настроение.

Барбара молча смотрела на своего мучителя. Рансмайер снова заткнул ей рот, поэтому ответить она все равно не могла. Слезы на щеках давно высохли, остались злость и презрение. В те минуты она ушла глубоко в себя, туда, где Рансмайер не сумел бы до нее добраться. Только это придавало ей сил: доктор мог овладеть ее телом, но не душой. Пока он возился над нею, она была далеко отсюда, где-то в лесу, на зеленом лугу с красными маками. Сквозь плотную завесу Барбара слышала, как кто-то пыхтит над ухом. А теперь была совершенно спокойна, и лишь одно чувство переполняло ее.

Ненависть.

– Признайся, что тебе понравилось, – произнес Рансмайер и отпил вина.

На мясистых губах его заблестели красные капельки. Барбаре они представлялись брызгами крови.

– Все вы, женщины, одинаковые, – продолжал болтать доктор. – Вам нужна крепкая рука. Чем нахальнее вы себя выставляете, тем больше жаждете послушания. Разве не так? – Он с наигранным удивлением хлопнул себя по лбу. – Прости, я и забыл, что у тебя кляп во рту. Давай договоримся так. Я выну кляп, а ты пообещаешь не кричать. Согласна? Так нам обоим будет приятнее.

Барбара не ответила. Но Рансмайер, очевидно, воспринял ее молчание как согласие. Он вынул у нее изо рта грязную тряпку. Потом присел рядом на кушетку и положил руку ей на колено.

– Жаль, действительно жаль, что получилось именно так, – проговорил доктор и задумчиво глотнул из стакана. – Знаешь, ты ведь мне нравишься. Правда! Есть в тебе что-то… дикое. Не всякая женщина может этим похвастаться. В большинстве своем они довольно покладисты. Если б ты приняла то мое предложение… помнишь ведь, тогда в переулке… Тогда, быть может, все сложилось бы совсем по-другому. Но потом тебе вздумалось подслушивать в церкви! – Он покачал головой: – Дрянная, дрянная девка!

– Доктор? – то были первые слова, которые Барбара произнесла за все это время.

Рансмайер прислушался:

– Да, дитя мое?

– Хочу сказать вам кое-что по секрету. – Она приподняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Мне и в самом деле понравилось.

Рансмайер улыбнулся:

– Вот видишь. Я в этом не сомневался.

– Да, мне понравилось. Потому что, слушая ваши жалкие стоны, я представляла, как вы будете извиваться на эшафоте, когда мой отец начнет ломать вам кости. Начиная с ног, очень медленно, одну косточку за другой.

Рансмайер на мгновение оторопел, а потом язвительно рассмеялся:

– Ты, видно, так и не поняла, девочка. Теперь мы здесь новые хозяева! Если твой отец, этот старый пьяница, когда-нибудь вернется в Шонгау, мастер Ганс вздернет его за непослушание, как какого-нибудь бродягу. Палач на эшафоте – вот будет зрелище! Эта казнь станет нашим первым актом, и народ за это нас полюбит.

– Это вас казнят! – прошипела Барбара. – Еще не все потеряно. Магдалена отправилась в Обераммергау с письмом для Лехнера! Пройдет совсем немного времени, и секретарь вернется в город.

Она торжествующе смотрела на Рансмайера. Вообще-то Барбара хотела оставить эти сведения при себе, но теперь, перед лицом скорой смерти, ей было все равно.

– И тогда ваш никчемный заговор пойдет прахом! – продолжала дочь палача. – Не важно, что вы со мной сделаете, – ваша песенка спета!

– Магдалена с письмом…

Мгновение Рансмайер казался до того растерянным, что лишился дара речи. Но затем отреагировал совсем иначе, чем ожидала Барбара. Он рассмеялся. Громко и визгливо, как женщина.

Прошло какое-то время, прежде чем Рансмайер смог успокоиться.

– Это… это уж слишком, – проговорил он и вытер выступившие слезы. – Теперь-то это письмо не имеет никакого значения, ведь с минуты на минуту распустят городской Совет и Бюхнер станет полновластным хозяином. Но пару дней назад… да, оно, возможно, сыграло бы роль. Впрочем, я тут выяснил, что упомянутое письмо так и не дошло до Обераммергау.

– Не… дошло? – Барбара старалась сохранять самообладание. Доктор, конечно, выдумывал. – Кто вам сказал такое?

Рансмайер злорадно улыбнулся, лицо его скривила гримаса.

– Что ж, у меня для тебя последняя новость, Барбара. Я хотел придержать ее до последнего и полагаю, что теперь самое время ею поделиться.

Он наклонился к самому ее уху и прошептал:

– Это письмо так и не попало в Обераммергау, потому что твоя сестра туда не добралась. Тиролец рассказал мне об этом. Он утопил твою сестру в Аммере, как вшивую кошку… Ну вот, проболтался. – Рансмайер прикрыл рот ладонью и хихикнул. – Мои соболезнования, девочка. Как мне сказали, твоя сестра умирала с протяжным криком, прежде чем скрылась под водой.

Барбара почувствовала, как ее окутывает темная пелена.

Магдалена… Утопил, как вшивую кошку…

Только теперь ей вспомнилась фраза, которую тиролец обронил на старом кладбище, и по телу ее пробежала дрожь.

Скольких еще мне придется прикончить, чтобы вы оставили нас в покое?

Барбара с трудом сглотнула. Слова с хрипом вырывались из груди:

– Моя сестра… она…

Рансмайер кивнул с ухмылкой. Он с явным наслаждением любовался ее ужасом.

– Старина Игнац еще два дня назад утопил ее в Аммере, недалеко от Сойена. Она, видимо, помешала ему при перегрузке соли. Поэтому от нее пришлось избавиться. – Доктор снова визгливо рассмеялся. – Вот превратности судьбы! Единственная женщина, которая могла спасти Шонгау, – презренная дочь палача… И она теперь покоится на дне Аммера!

Барбара раскрыла рот, готовая закричать, но Рансмайер вовремя заткнул ей рот.

– Спокойно, – проворковал он. – Скоро вы с нею встретитесь. Но прежде мы с тобой еще разок развлечемся.

Он принялся было спускать штаны, как вдруг сверху донесся яростный вопль. Доктор замер и прислушался.

– Черт возьми, это еще что такое? – прошипел он.

Рансмайер резко поднялся и поспешил к лестнице. С верхнего этажа послышались быстрые шаги, затем хлопнула дверь. Вопль прервался, потом стал громче, и через несколько секунд дверь в подвал распахнулась.

На пороге показался тиролец, он тяжело дышал и прижимал ладонь к правой щеке. Барбара видела, что между пальцами у него струится кровь.