Оливер Пётч - Дочь палача и театр смерти

Петер опустил глаза.

– Прости, – пробормотал он. – Я только думал…

– Делай, как говорит отец, Петер, – присоединился к Симону Якоб. – Сейчас у взрослых дела. А завтра после обеда у отца будет масса времени.

Симон кивнул.

– Точно, так будет лучше всего, – сказал он примирительным тоном. – А сегодня вечером я почитаю тебе пару историй, обещаю.

Он попытался улыбнуться, но в мыслях уже перебирал снадобья и инструменты, которые понадобятся на завтрашнем допросе.

Тряпки для перевязок, мазь из календулы от ожогов, мак для обезболивания…

– Эй, сходи пока к Кайзеру в библиотеку или еще куда, – предложил он. – А завтра покажешь мне рисунок. Скажем, человеческий торс или какой-нибудь вид Обераммергау…

Симон поощрительно взглянул на сына, но ответа дожидаться не стал. Вместо этого он повернулся к полкам, уставленным многочисленными лекарствами.

Мой тесть будет пытать, я – залечивать раны. Потом все начнется по новой. До чего это все бессмысленно…

Фронвизер погрузился в раздумья и даже не заметил, как Петер бесшумно, со слезами на глазах, вышел за дверь.

Барбара сидела, уставившись в маленькое зарешеченное окошко, сквозь которое в камеру падал тонкий луч света.

Вот уже день и ночь она провела в городской тюрьме. Сквозь окошко слышались отдаленные звуки, кричали торговцы, мычали коровы, визжали напуганные свиньи на бойне. Должно быть, близился полдень и ярмарка была в самом разгаре. Время тянулось мучительно долго. В течение всех этих часов Барбара попрекала себя за собственную глупость. И зачем только она листала эти проклятые книги? Зачем вообще достала их из тайника? На них была кровь, и не исключено, что в скором времени будет и ее собственная.

Вся эта история с колдовством вдруг показалась ей невыносимо смешной. Магдалена скорее всего была права: ведьм не существовало. Если они действительно умели колдовать, то почему не высвободились из темниц во время охоты на ведьм в Шонгау? Почему не улетели на своих метлах? Почему не вызвали молнии на своих мучителей? Теперь Барбара чувствовала, каково было тем женщинам, когда они дрожали от страха и плакали в ожидании первой пытки.

Теперь и она стала такой ведьмой…

Кто-то торопливо прошел мимо ее окна. Барбара оживилась в надежде, что это, быть может, Магдалена пришла ее навестить. Но это оказался лишь какой-то прохожий, и шаги его вскоре затихли. Барбара сомневалась, что намерение сестры – попросить о помощи их общего друга, Якоба Шреефогля – увенчается успехом. Но тревожное ожидание действовало на нервы, и ночью она едва сомкнула глаза.

Барбара со стоном поднялась и прошлась несколько раз из угла в угол. Спина болела после холодного каменного пола. Шмыгнула по грязной соломе и скрылась где-то в углу очередная крыса. Стражники до сих пор обходились с нею очень внимательно, давали ей свежий хлеб и ячменный суп. Но у Барбары не было аппетита, и крысы наедались досыта.

В голове без конца вертелась одна и та же мысль: быть может, Магдалена все же добилась чего-нибудь от Шреефогля? Какие еще имелись возможности избежать уготованной судьбы? Что можно…

Тихий свист вывел Барбару из задумчивости. Она посмотрела в окно и увидела маленькое знакомое лицо. Сердце забилось чаще.

– Пауль! – шепнула она. – Как же я рада видеть тебя! Где мама?

Пауль, надув губы, присел перед решеткой и заглянул в камеру.

– Мама уехала. Я остался у Штехлин, но она очень уж строгая. Не разрешает играть с ее кошкой, хоть я только дважды дернул ее за хвост.

Он осторожно огляделся, вынул из-за пазухи маленький листок и сказал вполголоса:

– Вот, мама велела передать тебе… Сказала, чтобы я не попадался, иначе будет беда.

Пауль просунул тоненькую руку между прутьями решетки. Барбара потянулась, взяла записку, торопливо развернула ее и пробежала глазами несколько строк. После чего бессильно привалилась к стене и закрыла глаза.

Ее опасения подтвердились. Разговор с Шреефоглем ничего не дал – бургомистр Бюхнер не ведал жалости. Теперь Магдалена была на пути в Обераммергау, чтобы попросить о помощи Иоганна Лехнера. Но как ей, дочери палача, убедить такого человека, как судебный секретарь, вернуться в Шонгау? Тем не менее эта попытка была, вероятно, последней надеждой для Барбары. Слабым проблеском надежды избежать пытки и казни.

– Спа… спасибо, – сказала она Паулю, который по-прежнему с любопытством следил за нею. – Лучше тебе вернуться к Штехлин, пока стражники тебя не поймали. Со мной ведь никому нельзя разговаривать.

По лицу Пауля пролегла тень. Он со злостью дернул решетку и проворчал:

– Они не могут держать тебя здесь! Ты ничего не сделала. Я освобожу тебя, совсем скоро!

Барбара печально улыбнулась:

– Это очень мило, Пауль. Но, боюсь, не все так просто.

– Мне все равно! У меня есть нож. Я распилю им решетку, и тогда…

– Эй, малец! – донесся громкий голос с улицы. – Что ты там забыл у решетки? Убирайся! Здесь вообще есть стражники, чтобы пресекать подобное безобразие?

Барбара вздрогнула, узнав голос. Это был Мельхиор Рансмайер! Она торопливо спрятала записку от Магдалены под корсаж и прошептала:

– Беги, Пауль! Нельзя, чтобы этот злодей поймал тебя. Возвращайся вечером!

Пауль зашипел, как кошка, и пустился прочь, в то время как Рансмайер ругался со стражниками:

– Я буду вынужден доложить бургомистру, что заключенная может болтать здесь со всеми, как на рынке! Это возмутительно!

– Прошу простить, господин доктор, – пробормотал Андреас, который заступил в это время в караул. – Но это ведь просто маленький мальчик, ему…

– Он – племянник этой ведьмы! Вообще-то ему тоже полагается сидеть в тюрьме. Как и его матери, и всему их семейству! – Послышался шелест бумаги. – Бургомистр, между прочим, позволил мне взглянуть на заключенную. Я должен убедиться, что она пригодна для предстоящего допроса. Вот распоряжение. Так что пропустите меня к ней.

– Как… как прикажете, господин доктор.

Барбара прикрыла глаза, чтобы подготовиться к встрече с Рансмайером. В ней стали нарастать страх и отвращение, поскольку он знала, что ее ждет. Вообще-то осмотром подозреваемой занимался палач. И то, что Рансмайер взял на себя эту обязанность, не сулило ничего хорошего.

Послышались шаги – сначала перед тюрьмой, потом в коридоре. Наконец дверь отворилась, и Рансмайер вошел в камеру.

– Оставьте нас с заключенной наедине, – приказал он скрипучим голосом, обернувшись к стражникам.

Дверь закрылась. Доктор оглядел Барбару с головы до ног, словно хотел раздеть ее взглядом, потом приветственно распростер объятия.

– Действительно печально, что нам приходится теперь встречаться в тюрьме, – промолвил он и шагнул к Барбаре. – Тебе так не кажется? Почему ты не приняла тогда в переулке мое скромное предложение? Мы бы здорово провели время вместе.