Энн Перри - Улица Полумесяца

Более насущно и гораздо более мучительно вставал вопрос о том, имел ли право мужчина ожидать, что женщина будет готова скрывать и терпеть его недостатки, как требовал сейчас на сцене герой драмы от своей жены. Зрителей глубоко встревожило ее одиночество и бремя его недостатков, давившее на нее, но помочь ей никто не мог, за исключением молодого любовника, хотя он тоже понял ее потребности лишь отчасти. Горевшее в ней пламя страсти оказалось слишком сильным также и для него, и в итоге он испугался, что оно сожжет его.

Жена имела по отношению к мужу определенные обязанности. Изредка, когда он пожелает, она должна была удовлетворять его физические потребности, а в остальном примерная супруга служила образцом послушания и тактичности, примером домашней хозяйки, которой надлежало вести себя с неизменной сдержанностью, соблюдая внешние приличия.

С юридической точки зрения муж не имел особых обязанностей перед женой, но имел ли он обязанности моральные? Бесспорно, ему надлежало обеспечивать ей достойную жизнь, быть воздержанным и честным в своих привычках и случайных любовных интрижках, а также вести себя с приличествующей отцу семейства осмотрительностью. Но обязан ли он был проявлять физическую страсть? И подобает ли желать такого приличной женщине? Достаточно ли того, что супруг способствовал рождению детей?

Всем своим видом, малейшим жестом и легкой интонацией голоса Сесиль Антрим показывала, что этого недостаточно. Она умирала от духовного одиночества, которое разъедало ее душу. Вела ли она себя неразумно, излишне требовательно, эгоистично и даже непристойно? Или же выражала тайные чувства множества других безропотных, смиренных женщин?

Драма наводила на тревожные размышления. Когда занавес закрылся, люстры вновь ярко загорелись, и Томас, развернувшись, взглянул на Кэролайн.

Миссис Филдинг, так же как и ее зятя, глубоко взволновало первое действие спектакля, хотя волнение это имело иные причины. Ее встревожили в основном не вопросы страсти или верности – она, по крайней мере, не нуждалась в ответе на них, – а сам факт постановки таких вопросов. Подобные вещи считались сугубо личными. О них размышляли в уединении, в тайные моменты смущения или неуверенности в себе, но торжество здравого смысла помогало выбрасывать их из головы.

Кэролайн даже не взглянула на Джошуа, боясь встретиться с ним взглядом. Не хотелось ей смотреть и на Питта. Демонстрируя так откровенно чувства на сцене, Антрим добилась успеха в самом реальном смысле, сорвав приличные одежды скромности и смирения со всех женщин. И мать Шарлотты не могла с легкостью простить ей такую откровенность.

– Гениально! – восторженно произнес рядом с ней мягкий голос ее мужа. – Мне еще не приходилось видеть, чтобы кто-то с такой деликатностью коснулся сферы чувственной власти. Разве ты так не думаешь?

Миссис Филдинг почувствовала это движение, когда он взглянул на нее.

– Она потрясающа, – честно ответила женщина.

У нее не возникло и тени сомнения, что он имел в виду Сесиль Антрим. Никто во всем театре не смог бы усомниться в этом. Кэролайн лишь надеялась, что голос не выдал скованности ее чувств. Джошуа не делал никакой тайны из того, как велико его восхищение талантом Сесиль. Но сейчас его жена задумалась, насколько превалирует в его профессиональном восхищении личная симпатия. Похолодев от столь неприятных мыслей, она предпочла их отбросить.

– Я знал, что она тебе понравится, – продолжил Филдинг. – Ее нравственная смелость почти уникальна. Ничто не способно удержать ее от борьбы за свои убеждения.

Кэролайн заставила себя улыбнуться. Ей не хотелось спрашивать, каковы же эти убеждения, и первое действие этой пьесы весьма способствовало этому нежеланию.

– Ты совершенно прав, – откликнулась она, постаравшись придать своему голосу как можно больше воодушевления, хотя актерским талантом Бог обделил ее начисто, – и меня всегда восхищала смелость… больше всех иных качеств… за исключением, возможно, доброты.

Ответ Джошуа прервал стук в двери ложи. Он встал, чтобы выяснить, кто к ним стучится, и спустя мгновение в ложу вошел высокий и стройный мужчина лет пятидесяти с мягкими чертами довольно аскетичного лица. Его спутница была почти прекрасна. Правильные черты ее лица дополнялись большими и ярко-синими глубоко посаженными глазами. Возможно, ее темпераменту немного не хватало живости, что слегка обедняло общее таинственное очарование.

Это была супружеская чета Маршанов. Кэролайн познакомилась с ними больше года тому назад и частенько имела удовольствие бывать в их обществе, и она обрадовалась их появлению. Ничего не спрашивая, они догадались, как она восприняла эту пьесу; ее же очень удивило, что они решили посмотреть такой спектакль. Хотя, как и она сама, ее друзья могли не знать его содержания.

Первое же их замечание, сделанное после знакомства с Питтом, подтвердило ее правоту.

– Экстравагантно, – спокойно заявил Ральф Маршан, и его лицо выразительно показывало глубокое замешательство.

Он избегал взгляда миссис Филдинг, словно еще не справился со смущением, вызванным первым действием, и не мог с легкостью обсуждать такие темы в женском обществе.

Джошуа предложил миссис Хоуп Маршан занять его кресло, и она с благодарностью присела рядом с Кэролайн.

– Поразительная женщина, – продолжил Ральф, очевидно, имея в виду Сесиль Антрим. – Я понимаю, разумеется, что она просто играет то, что написал драматург, но мне жаль, что такая талантливая актриса вынуждена исполнять столь тягостную роль. И честно говоря, меня удивило, как лорд-камергер мог дать разрешение на постановку такой пьесы!

Филдинг, заложив руки в карманы, изящно прислонился к стенке ложи, рядом с обитым красным плюшем барьером.

– А меня бы очень удивило, если б она не испытывала особой симпатии к своей героине, – возразил он. – По-моему, ей как раз очень хотелось сыграть такую роль.

Мистер Маршан выглядел удивленным и, как показалось Кэролайн, также разочарованным.

– Правда? – посмотрел он на актера. – О…

– Я также не понимаю лорда-камергера, – грустно заметила Хоуп, удивленно распахнув глаза. – Он пренебрег своими обязанностями, не удосужившись подвергнуть ее цензуре. Ему же положено защищать наши устои! И в конце концов, по-моему, именно таково его назначение.

– Конечно, таково, моя дорогая, – поддержал ее муж. – Видимо, он недооценил вред, который может принести его халатность.

Кэролайн глянула на Джошуа. Ей были известны его взгляды на цензуру, и она боялась, что он может сейчас резко высказаться, обидев Маршанов, но не знала, как помешать этому, не обидев, в свою очередь, его самого.