Энн Перри - Улица Полумесяца

– Как приятно вас видеть! – сказала миссис Хоуп Маршан в гостиной, отходя от столика с цветами.

Вечер выдался холодный, но в камине горел огонь, уже успев согреть комнату, и языки пламени создавали комфортную атмосферу, отбрасывая отблески света на медную решетку, ведерко с углем и латунные каминные щипцы. Радовали глаз и серебристо-розовые тяжелые портьеры, и массивная мебель, даже на вид удобная. Подушки в вышитых наволочках наряду с образцами вышивки, открытой книжкой с узорами и обрывками ниток придавали гостиной вид уютного очага старинного семейного дома, хотя и крайне консервативного.

– Я душевно рад, что вы решились прийти к нам даже без Джошуа, – добавил мистер Ральф Маршан, подойдя к самому массивному креслу, где, очевидно, он и сидел раньше.

Он был застенчивым и тихим человеком, и такое высказывание для него означало необычайную откровенность.

Кэролайн почувствовала себя погруженной в дружелюбную и уютную атмосферу. Здесь жили люди, которых она знала и понимала всю свою жизнь. С ними не нужно было притворяться, пыжиться, стараясь выдумать новые прогрессивные взгляды, чтобы поддержать интересный разговор.

– И я очень рада, что мне удалось выбраться к вам, – вполне искренне ответила она. – Так приятно спокойно поболтать, не думая о том, что вот-вот прозвенит последний звонок с антракта, или тревожиться, пытаясь понять, какие еще досадные сюрпризы может подкинуть собеседник.

– И не говорите! – сразу воскликнула Хоуп. – Я люблю ходить в театр, посещать концерты, званые вечера и прочие развлечения, но ничто не сравнится с тихой дружеской компанией. Давайте же присаживайтесь и расскажите немного о ваших делах!

Гостья с удовольствием устроилась в кресле, и они немного поболтали, обмениваясь новостями моды и светскими сплетнями, обсудили общих знакомых и прочие приятные мелочи жизни.

Незадолго до подачи ужина дверь открылась, и в гостиную вошел юноша лет шестнадцати. Он был уже высоким, но тощим, словно его организм не успевал окрепнуть из-за слишком быстрого роста. От матери ему достались большие голубые глаза и темные волосы. Его лицо было еще по-детски гладким – похоже, браться за бритву ему было пока рановато. Он держался спокойно, но его слегка неловкое молчание и неуверенность в том, что делать с руками, выдавали смущение. В последнем этот юноша, по крайней мере, откровенно напоминал своего отца, и Кэролайн с легкостью представила Ральфа Маршана в этом возрасте.

– Здравствуйте, миссис Филдинг, – сказал он, когда их представили друг другу.

Ей захотелось сразу вовлечь его в непринужденный разговор, чтобы ему не пришлось мучиться, раздумывая, о чем же лучше поговорить с гостьей. Какого рода темы могут интересовать юношу в таком возрасте? Нельзя показаться снисходительной или навязчивой или вызвать у него ощущение, будто ему устраивают какую-то проверку.

Молодой человек глядел прямо на нее, поскольку ему внушили, что неприлично, разговаривая с человеком, смотреть в другую сторону, но Кэролайн заметила, что при этом он чувствует себя крайне неловко, только и ожидая момента освобождения от приветственного ритуала.

Она улыбнулась. Полная откровенность – единственное, что пришло ей в голову.

– Я очень рада, Льюис, что вы присоединились к нам, но я в растерянности – не знаю даже, о чем с вами лучше поговорить, – призналась она. – Уверена, что вас ничуть не интересуют недавние роды, кончины и браки в нашем обществе или даже модные тенденции. В политике я разбираюсь плохо, чтобы осмелиться рассуждать о ней, разве что в крайне поверхностной манере. К сожалению, последнее время у меня появились довольно странные интересы, что делает меня на редкость занудной и утомительной.

Младший Маршан уже набрал воздуха, чтобы вежливо возразить ей, но она опередила его:

– Прошу вас, не старайтесь проявить вежливость. А лучше скажите мне, о чем вы сами предпочли бы поболтать, если б вам, а не мне предложили начать разговор.

– Ах! – Юноша выглядел пораженным и немного польщенным, на щеках у него проступил румянец, но он не спешил ретироваться. – Папа говорил мне, что мистер Филдинг – актер. Он действительно играет в театре?

– Вы все-таки пытаетесь быть учтивым? – спросила гостья, мягко поддразнивая его. – Неужели вам действительно хочется поговорить о том, что вызвало мое странное увлечение? Или вы стараетесь создать в разговоре атмосферу непринужденности, так же как и я? Если так, то вы замечательно искушены для столь молодого человека, вступающего в свет. Вам будет сопутствовать огромный успех в обществе. Дамы станут обожать вас.

Льюис покраснел как рак и уже открыл рот, собираясь сказать нечто уместное, но, очевидно, так и не смог ничего придумать. Его глаза ярко блестели, и через мгновение миссис Филдинг наконец поняла, что он отчаянно старается смотреть только на ее лицо, не позволяя своему взгляду мимолетно соскользнуть к ее шее или плечам, не говоря уже о соблазнительной зоне декольте.

Мистер Маршан прочистил горло, словно желая вступить в разговор, но тоже ничего не сказал.

Миссис Маршан прищурилась.

Кэролайн осознала, что молчание становится напряженным. Внезапный треск огня в камине прозвучал почти как взрыв.

– Да, он – актер, – сказала гостья более резко, чем хотела. – А вам нравится театр? Надеюсь, что на школьных занятиях вы изучаете драматургию?

– О да, – подтвердил Маршан-младший. – Но в основном, к сожалению, Шекспира. Ничего самого современного. Последние пьесы все очень… ну, некоторые из них просто возмутительны. О! Простите. Я не имел в виду то, что мистер Филдинг…

– Конечно, не имели, – охотно подхватила Кэролайн. – Полагаю, что в свое время пьесы Шекспира тоже считали возмутительными – по крайней мере, некоторые критики.

– Вы так думаете? – В глазах ее юного собеседника засветилась надежда. – Но они все кажутся исключительно… историческими! Надо полагать… заслуживают доверия… это же наша история и… мы должны ее знать.

Миссис Филдинг рассмеялась:

– Я полагаю, что наступит день, когда даже господина Ибсена назовут классиком и также сочтут заслуживающим доверия. – Она знала, что именно так сказал бы Джошуа. – И кстати, нам совершенно неизвестно, как в реальности творилась наша история, – мы знаем только то, что Шекспир поведал нам в своих драмах ради их успешного восприятия.

Льюис искренне удивился:

– Вы думаете, что там есть ложные описания? – Очевидно, эта мысль еще не приходила ему в голову. – По-моему, так не должно быть, верно? Может, в те времена некому было запретить пасквили и богохульство… – Он задумчиво нахмурился. – Только этого не было, конечно… я имею в виду в произведениях Шекспира. Может, все неточности тогда запрещались… либо какой-то цензурой, либо их устранили, потому что стало известно о таких ошибках, поэтому мы их больше не замечаем.