Энн Перри - Улица Полумесяца

Кэролайн стояла на площадке лестницы в ужасном смущении. Вся эта сцена с Сэмюэлем привела ее в сильнейшее замешательство, и она не могла понять, что породило такую перемену в его отношении. Он вел себя дружелюбно и открыто с самого начала, хотя и менее официально, чем англичанин в сходных обстоятельствах. Миссис Филдинг сочла это приятным разнообразием, и это не казалось ей неуместным ни в малейшей степени. Она не восприняла это как развязность и чувствовала, что сама вела себя самым подобающим образом.

Но сегодня он явился необычно поздно и вел себя так, будто она пригласила его… даже более того, будто она пригласила его с какой-то особой тайной целью, причем срочной.

Кэролайн напряженно размышляла о предыдущем визите Сэмюэля, пытаясь вспомнить, какие ее слова могли быть им неверно истолкованы, но ничего особенного так и не припомнила. Да, она с интересом слушала все его истории – вероятно, даже с более сильным, чем того требовала вежливость. Но они действительно были исключительно интересны и увлекательны для нее. Да и любой на ее месте слушал бы так же. Его рассказы выходили далеко за рамки обычной светской болтовни. Кроме того, он был ее неожиданно объявившимся родственником, деверем, неизвестным братом ее покойного первого мужа. С первого взгляда, еще до того, как он успел вымолвить хоть слово, миссис Филдинг поразило его невероятное сходство с Эдвардом, и возможно, поэтому она с необычайной готовностью и естественностью проявила к нему дружеские чувства. Но конечно же, она не подразумевала ничего более интимного.

Или подразумевала?

С оттенком вины женщина осознала, как ей нравилось общение с Эллисоном. Нет, даже не просто общение – ей льстило, что он проявляет к ней особую симпатию, словно подразумевая, что находит ее равно интересной, очаровательной и привлекательной. Их общение так приятно контрастировало с утонченно-покровительственной атмосферой гримерной Сесиль Антрим, что Кэролайн буквально наслаждалась им. Благодаря этому она вновь почувствовала себя женственно-привлекательной, уверенной в себе и в своем статусе.

Но сейчас миссис Филдинг пребывала в полнейшей растерянности, теряясь в догадках, что же могло привести к столь плачевному финалу.

И что, по мнению Джошуа, она могла сделать? Почему он примчался домой, прервав дневную репетицию, и таким ледяным, гневным тоном велел ей удалиться, а потом, видимо, отказал Сэмюэлю от дома? Неужели он так плохо ее знает, что мог подумать… о чем же он мог подумать? Неужели о каком-то тайном свидании здесь, в ее собственном доме? В его доме… Полный абсурд! Ведь лишь по чистой случайности миссис Эллисон не оказалась, как обычно, в гостиной вместе с ними. А уж эта старая дама ничего не упускала – быстрая, как хорек, она обладала еще более злобной натурой.

Может, попробовать объясниться? Сэмюэль ушел, но смелость Кэролайн растаяла при мысли о разговоре с мужем. Ей еще не приходилось видеть его в настоящем гневе, и она даже не представляла, что это может так обидеть ее. Хотя нет, обида – не то слово. Она испугалась. Неожиданно ей на мгновение представилось, что она могла потерять его, не из-за Сесиль Антрим, а из-за своего собственного поведения, какого-то дурацкого, неумышленно аморального проступка. Это могло случиться не потому, что Сесиль показалась Джошуа более привлекательной и более волнующей, а из-за того, что он счел Кэролайн презренной, не заслуживающей доверия особой, не способной с чистой душой вести себя с безупречным достоинством.

Это глубоко ранило ее.

Причем несправедливо. Практически несправедливо. Если она и заслужила хоть какой-то упрек, то скорее в бездействии и беспечности, в каком-то недоразумении… но ни в коем случае не в умышленном проступке.

Миссис Филдинг спускалась на первый этаж, но ее супруг в тот момент как раз вышел из гостиной и, не оглядываясь, направился через холл к выходу из дома. Он даже не попытался поговорить с ней. Словно его больше не волновало, что она думает.

В глазах у женщины потемнело: она испытала щемящую боль, вдруг осознав, что эта рана, вероятно, уже никогда не исцелится.

Развернувшись, Кэролайн быстро поднялась обратно наверх, в свою комнату – не в их с Джошуа общую спальню, а в свой будуар на втором этаже, где она могла побыть в одиночестве. Об ужине женщина не могла даже думать и уж точно не желала встречаться с любопытствующим и торжествующим взглядом старухи. Бывшая свекровь ведь предупреждала, что это может случиться! Теперь, вероятно, она так радуется своей правоте…

Вскоре после десяти вечера Кэролайн легла спать. Джошуа еще не вернулся. Она задумалась на мгновение, надо ли ей стойко дожидаться его, но ужаснулась, представив их встречу. Что она скажет? Слова могут лишь усугубить непонимание. Он придет усталый и выдохшийся. И никому из них не удастся сделать вид, что ничего не произошло.

Миссис Филдинг предпочла бы провести ночь в гостевой спальне, и, вероятно, ее муж тоже предпочел бы… но такая возможность исключалась, поскольку сейчас там жила миссис Эллисон.

А самым ужасным, безусловно, могло быть то, что он мог вообще не вернуться домой. Нет, об этом страшно было даже подумать! Расстроенная женщина отбросила эту невыносимо ужасную мысль. Разумеется, она могла потерять его доверие… на какое-то время, возможно, даже надолго… но такая потеря не могла привести к полному разрыву, к концу их семейной жизни. Не мог же Джошуа думать, что она намеренно вела себя нескромно?

Ворочаясь в темноте, Кэролайн мысленно призывала блаженное забытье, вздрагивая от каждого звука, который мог оказаться шагами ее любимого. Наконец, около полуночи, ее сморил сон.

Вновь проснувшись, она не поняла, долго ли проспала, но мгновенно осознала, что Джошуа спит рядом с нею. Значит, он вернулся и лег спать, не потревожив ее, не желая разговаривать с ней или касаться ее.

Кэролайн лежала, прислушиваясь к его дыханию. Он спал на самом краю другой половины кровати. Миссис Филдинг едва ощущала реальность или тепло его присутствия. Он отделился от нее, словно они стали чужими людьми, случайно оказавшимися вместе в толпе на площади. Никогда в жизни ей еще не приходилось испытывать более пронзительного одиночества.

Отчасти ей хотелось немедленно разбудить мужа и покончить с мучительно напряженной неопределенностью, спровоцировав любое – положительное или отрицательное – разрешение конфликта. Но, подумав о худшем варианте, Кэролайн испытала тошнотворный страх. Мог ли он действительно подумать о ней так плохо? Неужели он так мало понимал ее? Ей вспомнились добрые и радостные моменты их жизни, легкость взаимопонимания, душевная ранимость Джошуа, и глаза ее наполнились жгучими слезами.