Агата Кристи - Почему не Эванс?

Через несколько минут Фрэнки уже могла если не сесть, то хотя бы оглядеться по сторонам. Совсем близко раздался слабый стон. Фрэнки напрягла глаза. Насколько она могла разобрать, это был какой-то чердак. Единственным источником света служило слуховое окно в крыше, но света сейчас почти не было. Еще несколько минут, и совсем стемнеет. У стены валялось несколько изорванных картин, стояла покосившаяся железная кровать, два-три поломанных стула и уже упоминавшийся ящик для угля.

Стон, похоже, донесся из угла. Путы у Фрэнки были не очень тугие, и она, извиваясь, поползла по пыльному полу.

– Бобби! – воскликнула она.

Это действительно оказался Бобби, связанный по рукам и ногам. Кроме того, рот у него оказался замотан какой-то тряпкой.

Тряпку ему удалось каким-то образом ослабить. Фрэнки пришла ему на помощь. Хоть руки ее и были связаны, толк от них все же был, кроме того, она могла пустить в ход зубы. Она энергично дернула повязку, и та соскочила.

– Фрэнки! – сдавленно воскликнул Бобби.

– Я рада, что мы наконец вместе, – сказала девушка, – но, судя по всему, нас одурачили. Как они тебя сцапали? Это уже после того, как ты написал мне письмо?

– Какое письмо? Я не писал никакого письма.

Фрэнки вытаращила глаза.

– Ага, понятно. Какая же я была дура. И вся эта чушь о том, чтобы не говорить ни одной живой душе…

– Послушай, Фрэнки, я расскажу тебе, что случилось со мной, затем ты продолжишь это доброе начинание и расскажешь мне, что случилось с тобой.

Он описал свои приключения в Грейндже и их грозные последствия.

– Я пришел в себя в этой гнусной дыре, – сказал он. – На подносе стояла какая-то снедь и вода. Я был страшно голоден, поэтому пожевал чуток и попил. Вероятно, там было снотворное, потому что я чуть ли не сразу снова уснул. Какой сегодня день? Меня вырубили в среду вечером. Черт побери, большую часть времени я был без сознания. Теперь расскажи мне, что произошло с тобой?

Фрэнки поведала о своих похождениях, начав с истории, которую она услышала от мистера Спрэгга, и кончив тем, как увидела фигуру Бобби в дверном проеме.

– А потом меня угостили хлороформом, – закончила она. – Ах, Бобби, меня только что вырвало в ящик для угля.

– Как это ты исхитрилась? – одобрительно сказал Бобби. – При связанных руках и все такое. Вопрос вот в чем: как нам быть? Мы привыкли вести игру по своим правилам, но сейчас положение изменилось.

– Если б только я сообщила Роджеру о твоем письме, – посетовала Фрэнки. – Я даже порывалась это сделать, но не смогла решиться, а потом предпочла выполнить твои указания и вообще ничего не говорить.

– В результате никто не знает, где мы, – мрачно сказал Бобби. – Фрэнки, моя дорогая, боюсь, втянул я тебя в передрягу.

– Слишком уж мы стали самоуверенны, – серьезно сказала Фрэнки.

– Единственное, чего я не пойму, так это почему нас сразу не огрели по башке, – размышлял Бобби. – Я думаю, для Николсона это пара пустяков.

– У него какие-то замыслы на наш счет, – слегка задрожав, сказала Фрэнки.

– Ну, нам бы тоже не мешало кое-что замыслить. Надо отсюда выбраться, Фрэнки. Как это сделать?

– Может, покричать? – предложила Фрэнки.

– Да уж, – сказал Бобби. – А кто-нибудь пройдет мимо и услышит. Но, судя по тому, что Николсон не сунул тебе кляп в рот, на это рассчитывать почти не приходится. Твои руки стянуты гораздо слабее, чем мои. Давай-ка посмотрим, не сумею ли я развязать их зубами.

Следующие пять минут ушли на борьбу, навеки прославившую зубного врача Бобби.

– Удивительно, до чего же все легко в книжках, – отдуваясь, сказал Бобби. – По-моему, я так ничего и не добился.

– Добился. Веревка слабеет. Тс-с, кто-то идет!

Она откатилась подальше. Слышно было, как кто-то тяжелой размеренной поступью поднимается по лестнице. Под дверью показалась полоска света, потом донесся щелчок ключа в замке, дверь медленно открылась.

– Ну-с, как тут мои пташки? – произнес голос Николсона. В руках доктор держал свечу, и, хотя он натянул шляпу на глаза и поднял воротник тяжелого пальто, голос выдавал его. Светлые глаза поблескивали за толстыми стеклами. Он игриво покачал головой. – Такое простодушие вам не к лицу, моя дорогая юная леди, – сказал он. – Так глупо попасться, ай-ай-ай!

Ни Бобби, ни Фрэнки не нашлись что сказать. Николсон был в настолько выигрышном положении, что они вконец растерялись. Доктор поставил свечу на какой-то стол.

– Во всяком случае, дайте-ка я посмотрю, удобно ли вам.

Он осмотрел веревки Бобби, одобрительно кивнул и перешел к Фрэнки. Тут он покачал головой.

– Как, бывало, справедливо говорили в моей юности, – заметил он, – пальцы были созданы еще до вилок, а зубы человек применил еще раньше, чем пальцы. Зубы вашего друга, как я вижу, поработали на славу.

В углу стоял тяжелый дубовый стул со сломанной спинкой. Николсон поднял Фрэнки, усадил на стул и крепко привязал.

– Не слишком неудобно, надеюсь? – сказал он. – Ничего, это ненадолго.

Фрэнки обрела дар речи.

– Что вы собираетесь с нами сделать? – спросила она.

Николсон пошел к двери, прихватив свечу.

– Вы поддразнивали меня моим пристрастием к несчастным случаям, леди Фрэнсес. Возможно, так оно и есть. Как бы там ни было, я собираюсь рискнуть и устроить еще один несчастный случай.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Бобби.

– Пожалуй, поделюсь с вами. Леди Фрэнсес Деруэнт, ведя машину вместо своего шофера, по ошибке сворачивает не в ту сторону и едет к старому заброшенному карьеру. Машина разбивается, сорвавшись сверху, леди Фрэнсес и ее шофер погибают.

После короткого молчания Бобби сказал:

– Но мы можем и не разбиться. Планы иногда срываются, как сорвался ваш замысел в Уэльсе.

– Ваша стойкость к морфию, вне всякого сомнения, удивительна и весьма огорчительна для меня, – сказал Николсон. – Однако на сей раз вы можете за меня не волноваться. Когда вас и леди Фрэнсес найдут, вы будете хладными трупами.

Бобби невольно задрожал. В голосе Николсона звучала какая-то странная нотка – это был голос художника, лицезреющего свой шедевр.

«Он упивается этим, – подумал Бобби. – Буквально упивается». По мере возможности он собирался не давать Николсону лишних поводов для радости и поэтому небрежно бросил:

– Вы совершаете ошибку, особенно в отношении леди Фрэнсес.

– Да, – сказала Фрэнки. – В том письме, которое вы так хитро подделали, мне было велено ничего никому на рассказывать. А я сделала одно исключение. Я рассказала Роджеру Бэссингтон-ффренчу. Ему все про вас известно. Если с нами что-нибудь случится, он будет знать, кто в этом виноват. Так что лучше отпустите нас и убирайтесь из Англии поскорее.

– Неплохой блеф, но не более, – помолчав, сказал Николсон.