Эй. Джи. Рич - Рука, кормящая тебя

На двери в кабинет Леланда висела репродукция карикатуры Гари Ларсона, на которой психотерапевт сидит рядом с пациентом, развалившимся на кушетке, и пишет у себя в блокноте: «Тяжелый случай!» – причем надпись трижды подчеркнута.

Сам кабинет был реликтом шестидесятых: лавовая лампа, ловцы снов на стенах. Леланд рассказывал, что до того как найти себя в преподавательской деятельности его родители были хиппи. Сам он без всяких сожалений отказался от их юношеских пристрастий ради строго регламентированной академической жизни. Но ему нравилось смотреть на мамины рукоделия, поэтому он и развесил их у себя в кабинете. Когда я вошла, мой научный руководитель, профессор с мировым именем, пытался усидеть на большом гимнастическом мяче – подарке от сослуживцев. Борьба Леланда с мячом была настолько комичной, что я не удержалась от смеха.

– Надеюсь, это модное веяние быстро пройдет, – пробурчал он, сдаваясь и пересаживаясь в удобное кресло за большим письменным столом.

Я уселась напротив и принялась извиняться.

Леланд оборвал меня на полуслове. Сказал, что он просто рад меня видеть. Сказал, что искренне мне сочувствует и понимает, через что мне пришлось пройти. То же самое он написал мне в письме сразу после гибели Беннетта, но тогда я не ответила никому, кто прислал мне соболезнования. Никому, даже Леланду.

От его доброты я расплакалась. Сначала мне стало неловко, но потом я поняла, что нет смысла изображать из себя сильную женщину, способную справиться с любой бедой; любой более-менее проницательный человек сразу увидит, что я пребываю в полном расстройстве. Леланд сказал, что прежде всего я должна позаботиться о себе. Когда я спросила, много ли ему известно о Беннетте, он ответил, что, насколько он знает, Беннетт был обманщиком, которого подозревают еще и в убийстве. Леланд предложил мне взять академический отпуск, если я чувствую, что мне это нужно. Однако отметил, что мне не стоит забрасывать диплом. Нужно работать хотя бы по часу в день, но ежедневно. Не столько ради диплома, сколько ради себя самой – чтобы быстрее прийти в норму.

Но могла ли я выкроить даже час в день, если учесть, как проходят теперь мои дни? И стоило ли вообще продолжать заниматься дипломом?

– Это не просто сомнения перед завершением большой работы. Мне пришлось полностью пересмотреть свои взгляды. Я думала, что что-то знаю. Когда я начинала, мне казалось, я смогу сформулировать новую типологию жертв. Я была убеждена, что отзывчивые, сердобольные женщины привлекают хищников определенного типа. У меня были все данные. То есть я думала, что они есть. Но теперь я уже не уверена. Меня саму затянуло в отношения «жертва – хищник», и где моя объективность? Где моя убежденность?

– С другой стороны, у вас появилась возможность изучить феномен изнутри.

– Так в том-то и дело. Мой профиль на сайте знакомств, который привлек «Беннетта», создавался совсем с другой целью. Чтобы собрать контрольную группу, а не привлечь хищника.

– Что вы скажете о полицейском, которого – ограбили средь бела дня? Я бы сказал, что, возможно, он после этого поработает над собой и станет лучше как полицейский. «Надо смотреть на себя целиком, а не только на то, что тебе самому представляется твоей сильной стороной. Тебе откроется новый способ, как интерпретировать материал».

Я поблагодарила Леланда за понимание и добрый совет. Закрывая за собой дверь, я очень надеялась, что мой научный руководитель не пишет у себя в блокноте: «Тяжелый случай!»

…В тот день я назначила несколько встреч, словно бежала какую-то эстафету. Сразу после Леланда я поехала к Селии – так сказать, передала эстафетную палочку. Я не была у Селии с тех пор, как вернулась с похорон «Беннетта», то есть уже неделю. Я как раз собиралась поговорить с ней о поездке в Мэн, но после встречи с Леландом у меня появились другие приоритеты.

Селия предложила мне чаю, как всегда, когда я приходила в расстроенных чувствах, иными словами – каждый раз, когда я приходила.

– Мой научный руководитель пытался меня подбодрить, но я-то знаю, что мой профиль на сайте подавал совершенно не те сигналы, которые предполагались. Все мои любимые книги в том профиле так или иначе были связаны с одной темой: все не такое, каким оно кажется. Любимой песней я записала «Помеху любви» Джека Уайта.

– Не знаю такую, – сказала Селия.

Я напела ей первый куплет.

– Господи боже! – Селия закашлялась, чтобы скрыть смех. – Так вот почему ты пошла домой к тому каджуну?

– К Болотной твари. Но Болотная тварь ничего не решала.

– Это тебе повезло. Все могло измениться в мгновение ока.

– За мной наблюдали соседи из дома напротив. «Окно во двор» как оно есть.

– А после этого эротического представления для анонимных соседей ты вышла на улицу. Ночью, одна. В незнакомом районе, в промзоне.

– Да, правда.

– Дорогая моя, надо ли говорить, что это типичное поведение потенциальной жертвы?

– Ты меня принимаешь за жертву?

– Ты пошла домой к девушке, с которой только что познакомилась в междугороднем автобусе, и тебя изнасиловал ее бойфренд. Ты сама создаешь для себя рискованные ситуации. И это, насколько я знаю, началось не вчера. Я не принимаю тебя за жертву – ни в коем случае, но я вижу явные признаки саморазрушительного поведения. Либо ты безотчетно берешь пример со своей замученной жизнью матери, либо у тебя к этому неврологическая предрасположенность. Она проявляется при определенной внешней активации – например, после изнасилования. Как раз твой случай.

– Ты хочешь сказать, я сама напрашиваюсь на неприятности?

– На такое никто не напрашивается.

– Или ты хочешь сказать, что я отношусь к тому типу женщин, который сама же и изучаю?

– Не боясь показаться фрейдисткой, задам встречный вопрос: а ты сама как считаешь?

Я страшно злилась и чуть было не огрызнулась в ответ, но все же заставила себя промолчать и подумать. И тут мне в голову пришла одна мысль. Я не что-то одно. Я и то, и другое . Не «или», а «и». Я – женщина, которая изучает виктимологию, и женщина, чьи поступки поставили ее в положение жертвы. Собственно, двойственность – неотъемлемая черта человеческой натуры. Она-то и делает нас людьми. Зачем же тогда мучиться и выбирать, к какой категории себя причислить? Почему не принять себя такой, как есть?

…По дороге домой после встречи с Селией я прошла мимо театра «Делакорт». В последний раз я там смотрела «Мамашу Кураж» с Мерил Стрип. Потрясающее представление. Казалось бы, после такого спектакля человеку должно быть не до секса, но мы с моим тогдашним мужчиной даже не дотерпели до дома – принялись тискать друг друга уже на улице, едва выйдя из театра. Мы отправились в Центральный парк, прямиком в Рэмбл, в самую чащу «дикого» лесопарка, где не было никаких фонарей, и мне даже в голову не пришло, что, наверное, не стоит идти в темноту вместе с малознакомым мужчиной. Но я была абсолютно уверена, что со мной ничего не случится. Ведь где-то поблизости наверняка развлекались многочисленные гомосексуальные пары. В конце концов, именно этим Рэмбл и известен. Уже потом до меня дошло, что это была извращенная логика. С чего я решила, что, если что-то пойдет не так, геи, занятые друг другом, резко прервутся и бросятся мне на помощь? Натуралы бы точно не прервались.