Крис Юэн - Прибежище

Мензер ничего не ответил. Он продолжал смотреть в боковое окно на склон кювета.

– Ты ему объяснишь? Скажешь, почему я так сделал?

Мензер продолжал молчать. Так он и молчал, когда они подъехали к светофору, когда свернули и поехали по следующей дороге мимо магазинчиков розничной торговли, двухэтажных офисных зданий и сетевых ресторанчиков и съемных гаражей, а также спортивных комплексов, высматривая неоновую вывеску мотеля или гостиницы для водителей.

И все это время он напряженно думал. Думал о девчонке, лежащей в багажнике второй машины. О ее поведении. О том, насколько она казалась от всего отрешенной. И спрашивал себя, правильно ли то, что его так беспокоит ее поведение. Может, ей известно нечто такое, о чем он не подозревает? Нечто очень важное?

Думал Мензер и о той женщине-детективе, которая ему позвонила. О том, что это свободный конец ниточки, которая может привести к ним. И о том, как его можно обрезать. И не только об этом, а вообще о том, как ему изменить создавшееся положение, полностью перевести в иную плоскость.

Но по большей части он думал о Кларке. О его ошибке – об этом звонке в службу чрезвычайных ситуаций. И спрашивал себя, действительно ли это была просто ошибка или что-то совершенно иное. Думал и о том, как Кларк общался с девчонкой. И о том, как разделался с человеком по имени Питер. Думал о том, как он действовал в течение предшествующих недель. О его поведении в фургоне, пока они вели слежку. О том, что Кларк докладывал о происшествиях, случившихся, пока Мензер спал.

Думал. Все время думал.

Кларк, несомненно, будет доволен. И вспомнит про свои шуточки насчет айкью. Вот теперь эта репутация Мензера найдет себе подтверждение.

Было очевидно, что сержанту Тир не нравится, как Ребекка ее допрашивает. И сама Ребекка ей не нравится. И точка. Но было также ясно, что ей очень хочется обдумать то, что сообщила Ребекка. Именно по этой причине Тир вызвалась приготовить нам по кружке чаю.

Она именно так и сказала: «по кружке чаю» . Как будто слово «чашка» в устах детектива-сержанта Джеклин Тир выглядело бы излишне претенциозным.

Я слышал, как закипел чайник. И чмоканье открываемой дверцы холодильника.

Ожидание начинало действовать мне на нервы. Беспокоить. Я повозился со своей перевязью, поправил ее. Выругался себе под нос.

– Дай ей время, – сказала Ребекка.

– Зачем? Чтобы придумать какую-нибудь сказку?

– Чтобы смириться с необходимостью рассказать нам правду.

– Думаете, ей не все равно?

– Уверена, что нет.

– Насколько уверены?

– Оглянись вокруг, – тихо проговорила Ребекка. – Разве это напоминает счастливый семейный дом?

Да уж, сомнительно. Никаких фотографий или картин на стенах, ни единой книги или памятного сувенира на полках. Только на камине стояла одна-единственная фотография. Самой Тир, когда она была помоложе, в синем полицейском мундире и с паршиво сделанной завивкой на волосах. Сержант криво улыбалась, а в руке держала какой-то сертификат.

Я осмотрел всю комнату. Здесь был один диван, на котором мы сидели, телевизор и складной кухонный стул. Ничего подходящего для веселых семейных посиделок. Крайне неподходящее место для каких-либо развлечений.

– Я бы сказала, что работа для нее значит очень многое, – заметила Ребекка.

– Может быть.

Льюис кивком указала на фото:

– Она этим гордится.

– Значит, заботится о своей карьере. И ради этого способна на ложь.

– Или же, что также возможно, сама служба значит для нее больше, чем карьера. Может быть, она считает это своим призванием.

Последние слова Ребекка произнесла шепотом, потому что Тир уже возвращалась в гостиную, держа в руках две исходящие паром кружки с чаем. Кружки были разные. Одна коричневая и низкая, довольно уродливая, словно вышла из печи гончара-любителя. Другая белая, с логотипом какого-то сорта кофе. Бесплатное приложение к покупке. Подарочек.

– А знаете, я слышала, как вы сплетничали обо мне. Я ж не глухая.

Я не смог поднять на Джеклин глаза, когда она подала мне кружку с чаем. А Ребекка любезно улыбнулась, словно этот чай – некое экзотическое угощение, о котором она давно была наслышана и всегда хотела попробовать.

– Это в основном были комплименты в ваш адрес, – сказала Льюис и отпила глоток чая.

– Черта с два. Но это не имеет значения. – Тир рухнула на стул и снова зашарила в карманах своих штанов. Она извлекла еще одну банку диетической колы, мокрую от осевшей на ней влаги, явно только что из холодильника. Открыла ее и вылила все содержимое себе в рот.

– Значит, это Шиммин велел вам бросить это дело? – спросила Ребекка.

– Ага. – Джеклин опустила банку. Поставила ее себе на бедро. – Но там ничего такого не было.

– В смысле?

Тир усмехнулась. Покачала головой:

– Ишь как вы разговариваете. Расселись тут, вся такая важная, официальная… В своей дорогущей кожаной куртке, и макияж безупречный…

– Пожалуйста, не надо, – сказал я. – Мы пришли к вам в связи с гибелью моей сестры. Это очень важно для нас.

– Ага. Именно об этом я и толкую.

– В смысле?

– О важности. О вашей сестре. Я ж говорила вам уже, что у Шиммина пунктик – он слегка помешан на вашем папаше. Такое, наверное, у всех представителей его поколения имеется. Плюс к этому специфическое гендерное увлечение. На острове Мэн такие, как Шиммин, почитают вашего папашу чуть ли не как героя.

– И что?

– А то, что это повлияло на отношение Шиммина к тому происшествию.

– Повлияло? Каким образом? – спросила Ребекка.

Тир выдохнула. Прижала прохладный металл банки к щеке, до сих пор покрытой липкой испариной. Интересно, подолгу она тренируется?

– Это ж было не обычное самоубийство. Нечто невероятное, вы уж меня извините, – сказала Джеклин, поймав мой взгляд. – Нечто такое, совсем уж из ряда вон выходящее. У нас ведь тут нечасто бывает, чтобы кто-то свалился с шоссе Марин-Драйв. Такое всегда привлекает всеобщее внимание. Тут же собирается толпа зевак и прочих бездельников, любителей поглазеть. И, конечно, в полиции, у пожарных, в службе «Скорой помощи», не говоря уж о прочей публике, это вызывает интерес. Одно только имя вашей сестры чего стоит. И статус вашего папаши у нас на острове. Я что хочу сказать, речь-то идет о дочери Джимми Хейла, верно? В обычных обстоятельствах такое происшествие ни от кого не скроешь.

Тир перевела взгляд с меня на Ребекку. И выжидающе замолкла.

– Я имею в виду, – продолжила она, видя, что мы не спешим реагировать на ее слова, – это ж своего рода проявление уважения, верно? Шиммин с огромным уважением относится к вашему отцу за все его достижения и победы в мотогонках в прежние времена. Вот он и держит ситуацию под контролем, чтобы выглядело прилично, цивилизованно. Чтобы шуму особого не возникало. То же самое с прессой. Сами припомните. Не было ведь в прессе никакого особого ажиотажа, верно? И все это благодаря стараниям Шиммина. Из одного только уважения. И никаких темных делишек.