Крис Юэн - Прибежище

– Уверен, – сказал я.

– И ты думаешь, что это Лена прикрепила туда второй?

– Она смотрела, как я работаю, так что вполне могла надеть его на кольцо с брелоком, пока я занимался бойлером.

– Умно задумано.

– Ну, не вполне. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы обнаружить изменения.

– Вот это я и имею в виду. Лена все устроила таким образом, чтобы ты забрал ключи с собой и вернулся с ними, даже не подозревая о наличии второго. Думаю, она планировала убедить тебя, чтобы ты ее куда-то отвез. В какое-то конкретное место, которое как-то связано с этим ключом.

– Но это не совсем сработало, не так ли?

– Может, и не сработало. Но у того, кто похитил Лену, этого ключа нет. Она, должно быть, понимала, что рискует, уезжая из коттеджа. И поэтому хотела, чтобы ключ оставался у тебя, а не у нее.

Мы ехали вдоль променада, скользили в неоновом свете мимо клуба-бара, мимо стального фронтона штаб-квартиры какого-то офшорного банка, мимо отлично освещенного внутри роскошного ресторана. Миновали длинную извивающуюся серию викторианских террасных домов. Оставили позади театр «Гэйети», китайский ресторан, лавку, торгующую жареной рыбой с картошкой.

Тут я понял, что проголодался. Немудрено, я давно не ел. Попросив Ребекку остановиться возле этой лавки, вошел внутрь заполненного паром помещения и через несколько минут вышел обратно с двумя пакетами и парой пластиковых вилок.

– Это что еще за чертовщина? – спросила Ребекка, открыв пакет.

– Жареная картошка, сыр и подливка, – ответил я. – Местное фирменное блюдо.

– Ух ты!

– Наслаждайтесь.

Я всадил вилку в жареную картошку с подливкой, посыпанную расплавленным сыром, и сунул все это себе в рот. Ребекка к своей порции не притронулась. Была очень занята – корчила недовольную гримасу.

– Доверьтесь мне, – сказал я.

Она наморщила нос и взяла ломтик картошки, обмазанный минимальным количеством подливки, с самого края тарелки. Поднесла ко рту. Поколебалась немного. Потом сунула в рот и стала жевать с таким видом, словно проводила эксперимент с неким экзотическим блюдом из дальних краев.

Проглотила. Пожала плечами. Съела еще немного.

– Так куда Лена хотела, чтобы ты ее отвез? – спросила Ребекка, продолжая жевать и глотать. – Ты говорил, что знаешь.

– На ключе были выбиты три буквы. НСЦ.

– НСЦ? – Ребекка помолчала, ее рука с вилкой замерла в воздухе. – И что это такое? Марка изготовителя?

– Не думаю.

– Банк? Может, это ключ от банковского сейфа? Может, она спрятала там что-то для нее важное? Что-то ценное?

Я снова набил рот едой. Вытер губы салфеткой.

– Это не банк. Я не знаю ни одного здешнего банка с такими инициалами – НСЦ. А разбились мы утром в воскресенье. В это время открыты только несколько крупных банков. И ни один из них не предлагает сейфы в аренду.

– Тогда сдаюсь. Говори.

– Национальный спортивный центр, – сказал я. – Думаю, это ключ от шкафчика в раздевалке.

Лена лежала на боку. Убрав одну руку за спину. Рука с распухшим запястьем лежала у нее перед лицом. Положение ног напоминало позу бегуна: правая полностью вытянута, а левая согнута в бедре и в колене. Обычно она в такой позе никогда не спала. Кто-то ее так уложил. Это проделали похитители, чтобы девушка не перекатилась на спину, не проглотила язык и не задохнулась, пока оставалась под действием седатива, который ей вкололи.

Седатив все еще продолжал действовать. В этом Лена была уверена. В голове все мутилось, мышцы полностью расслабились. В ушах стоял звон, в висках стучало. Девушка чувствовала головокружение, все вокруг плыло и качалось, кожу покалывало, словно разрядами статического электричества. Лена узнала это ощущение. Она такое уже испытывала.

Мозг обрел способность думать еще до того, как она обрела способность двигаться. Так случилось и в прошлый раз. Очевидно, это было связано с веществами, подавляющими реакции, что в составе седатива попали в нервную систему. Лена знала, что тело не реагирует на нервные импульсы во время сна, чтобы человек не мог совершать никаких физических действий, когда спит. И решила, что у того, что ей вкололи, аналогичный эффект.

Это ее бесило. Шея болела, и Лене хотелось как-то унять эту боль. Кажется, она пускала слюни, пока спала, потому что под щекой было мокро и холодно. Поврежденная рука вся пульсировала и болела. Кожу покалывало – девушка своим весом придавила конечность и перекрыла кровоснабжение.

Лена попыталась открыть глаза. Не смогла. Мышцы не слушались. Веки, казалось, слиплись, заплыв засохшими выделениями, словно их засыпали песком.

Девушка прислушалась к доносившимся звукам. И услышала только пульсацию собственной крови и звон в ушах.

Она поняла, что теперь уже находится не в машине. Лена лежала на чем-то мягком и пружинистом. Не было ощущения движения. И рокота мотора.

Девушка снова напрягла слух, и тут – бах! – глаза резко открылись, как раз тогда, когда она этого совершенно не ожидала.

Лена смотрела в стену. Но это была не обычная стена, а покрытая каким-то губчатым материалом, наклеенным на стену на манер кафельной плитки. Темная поверхность материала была испещрена выступами и впадинами, как внутренность коробки для яиц.

Девушка подняла голову. Медленно, очень медленно.

Под ней было стеганое пуховое одеяло ярко-розового цвета. А под одеялом оказался пол, застеленный толстой резиновой подстилкой.

Лена уронила голову обратно. В лужицу холодной слюны. Но потом собралась с силами, сжала зубы и перекатила тело, напоминающее тряпичную куклу, чтобы откинуться навзничь.

Со свистом выдохнула. Пластины губчатого материала покрывали и потолок. Они отрезали от мира всю эту комнату. Теперь Лена поняла их предназначение. Так же, как и назначение резиновой подстилки. Звукоизоляция. На случай, если кто-то станет звать на помощь.

Покалывание в руке стало более ощутимым и усиливалось по мере того, как к руке снова начала приливать кровь, поступая в артерии, наполняя ткани и попадая на нервные окончания. Девушка расслабила пальцы. Электрические разряды ринулись вверх, к плечу. Пальцы были какие-то слабые и неуклюжие. Она ничего не могла в них удержать. И они ничего не чувствовали.

С центра потолка свисала единственная голая лампочка. Она горела ярким светом, и ее окружало размытое сияние. Может, все еще ночь? После того же дня или после следующего?

Лена резко выпрямила ноги. Вытянула мыски. Туфли исчезли, но она по-прежнему была в носках. Остальная одежда тоже была на ней. Девушка прижала поврежденную руку к груди, села и выпрямилась.

Звон в ушах и стук в висках усилились. Комната поплыла и закачалась, словно Лена все еще была на этом проклятом корабле. Она нажала основанием ладони на глаз, пытаясь унять поднявшуюся к горлу тошноту. Лена чувствовала себя совершенно разбитой и сонной, но не могла позволить, чтобы эта сонливость ее окончательно одолела. Нужно встать.