Стивен Хантер - Третья пуля

Вернувшись из первой вьетнамской командировки в ореоле героя и имея несколько свободных недель перед поездкой в Москву, я решил, что настало время прочитать этот проклятый доклад и посмотреть, что они выяснили. К тому времени страсти в моем сознании окончательно улеглись, и я почувствовал, что могу воспринимать информацию в более или менее рациональном ключе. Я пришел к выводу, что наша операция прошла блестяще, особенно удачным было решение Лоном вопроса баллистики. Если вы помните, наша проблема заключалась в том, что нужно было выстрелить в человека пулей, которая не оставляет после себя следов, не считая микроскопических металлических остатков, идентифицируемых по категории и партии, но не по принадлежности к конкретной винтовке. Если бы винтовка Лона была обнаружена, в ее стволе могли найти следы того же самого металла. Но Лон – хотя мы никогда не обсуждали это, я уверен, что это так, – наверняка уничтожил винтовку, дабы подобное открытие стало невозможным.

Выпущенная пуля взорвалась, попав в череп, и не оставила ни одного достаточно крупного фрагмента, по которому можно было бы проследить ее связь с винтовкой Алика, а значит, и ни одного фрагмента, который можно идентифицировать, как часть пули, выпущенной из какой-либо другой винтовки. Исследователи все-таки нашли в лимузине два фрагмента, достаточно крупных для того, чтобы их можно было рассмотреть под электронным микроскопом. Они явно не принадлежали пуле, поразившей череп. Оба были чистыми, не испачканными ни кровью, ни мозговой тканью, как показал эксперт ФБР во время допроса. Он также показал, что, хотя обычно фрагменты трудно соотносить с конкретной винтовкой, эти два – один весом двадцать один гран, второй весом сорок четыре грана – несут на себе следы, позволяющие соотнести их с винтовкой Алика. Единственным объяснением их присутствия является то, что это фрагменты пули Алика, прошедшей мимо цели.

Насколько я понимаю, он выстрелил отвратительно, совершив ошибку, о которой речь пойдет чуть позже, и пуля (другое показание подтверждает это) попала в бордюр рядом с лимузином. Поскольку угол преломления всегда меньше угла отражения, это означает, что, когда пуля распалась на части, ударившись в твердый камень, конусообразное «облако» ее фрагментов почти полностью заслонило автомобиль, находившийся на расстоянии около метра, и все это произошло в доли секунды. Некоторые люди считают, что один фрагмент задел по касательной голову президента. Может быть, так, может быть, нет, но один фрагмент ударил в ветровое стекло изнутри, в результате чего на нем образовались трещины, и срикошетил вниз и влево, где и был найден на следующий день сотрудниками ФБР. Другой фрагмент тоже оказался там, но никто не может определить его траекторию – распределение энергетических потоков, образующихся в результате взрыва, носит случайный характер. Один фрагмент даже пролетел вдоль Элм-стрит и, похоже, попал в свидетеля по фамилии Таг, стоявшего возле тройной эстакады.

Мы знаем, что два фрагмента, найденные в автомобиле, не могли принадлежать пуле, выпущенной из винтовки Лона, в силу наличия уже упомянутых винтовочных следов, а также в силу геометрии выстрела в голову. Не особенно приятно говорить на подобную тему, но в интересах истины я продолжу. Череп президента взорвался в верхней правой четверти его поверхности, над ухом (выстрел Лона образует ось слева направо, с учетом того, что наша позиция расположена справа от угла снайперского гнезда; теоретический выстрел Освальда образовал бы ось справа налево и взорвал бы верхнюю левую четверть поверхности черепа Кеннеди, возможно, над левым глазом). Основным моментом здесь является то, что в соответствии с законами физики «взрыва» все эти фрагменты полетели бы с большой скоростью от правой верхней четверти поверхности черепа вдоль этой оси, вынося частицы металла и мозговой ткани вправо, из автомобиля; в результате тщательно документированного и наблюдавшегося всем миром выстрела в голову фрагменты никоим образом не могли отлететь на семь метров влево и вниз, так же как и на коврик, лежавший у педалей, где эти два фрагмента были найдены.

На мой взгляд, исследователи слишком быстро уверовали в версию одного стрелка. Лэйн прав в одном: это слишком поспешный вывод. Работая усердно и добросовестно, они ориентировались в своих изысканиях на эту версию, пусть даже и на уровне подсознания. Если бы они оставались восприимчивыми к другим версиям, то могли бы распознать в поведении Алика неочевидные, но весьма убедительные свидетельства существования других активных участников событий.

Попробуем реконструировать последние два без малого часа, проведенные Аликом на свободе. Некоторые факты озадачили специалистов, проводивших расследование по поручению Комиссии, и до сих пор продолжают озадачивать исследователей-любителей. Поэтому позвольте мне в интересах исторической правды изложить свои мысли по поводу того, что случилось в промежутке между 12.30, когда Лон выпустил третью пулю, и 14.17, когда Алик был схвачен в Техасском театре.

Я сомневаюсь, что он нервничал. Он был преисполнен воодушевления. Я вижу его сидящим за укрытием из коробок, принесенных им на седьмой этаж здания Книгохранилища: глаза прищурены, на лице играет столь характерная для него отталкивающая самодовольная ухмылка. Наверняка, собираясь убить президента, он думал не «что, если я промахнусь?», а «быстрее, быстрее!». Ему страстно хотелось прославиться, войти в историю. Он не думал о путях отхода и о спасении, а был сосредоточен на выполнении поставленной перед ним задачи.

Попробуем представить, какие чувства обуревали его в эти минуты: он собирался нанести удар не только по Соединенным Штатам, которые, по его словам, ненавидел, но и по всем тем, кто видел в нем полное ничтожество, не способного ни на что человека. Настало его время, и он громогласно заявлял: «Я существую!» Но помимо психологического существовал еще и политический аспект. Не забывайте, он был искренним приверженцем своих идей и мог пойти во имя их на любое преступление. Хотя Алик вряд ли мог бы сформулировать эту мысль, ему, очевидно, представлялось, будто он способствует рождению нового, социалистического мира, и это, как ничто другое, повышало его самооценку. Ему грезилось, будто он едет по улицам Гаваны в открытом «Кадиллаке» 1953 года выпуска рядом с доктором Кастро, махая рукой толпам людей, приветствующих его как героя. Ради такого стоило рискнуть жизнью. С учетом всего этого в эти минуты он был самым счастливым человеком на свете.

Как и мы, Алик отслеживал приближение кортежа не по часам, а по гулу толпы, который постепенно нарастал по мере его продвижения по Мейн-стрит. Он увидел похожий на корабль длинный автомобиль с политиками и их женами, который поворачивал на Хьюстон-стрит, чтобы проехать по ней один квартал. Думаю, именно в этот момент он приложил приклад винтовки к плечу и придвинулся ближе к окну, не заботясь о том, видно ли его с улицы. Автомобиль достиг 120-градусного поворота на Элм-стрит и медленно повернул налево. Вопрос: почему он не выстрелил в этот момент? Автомобиль едва двигался, Кеннеди находился на минимальном расстоянии от него – всего в каких-нибудь пятнадцати метрах. Кроме того, русский агент говорил ему, что это самый подходящий момент для выстрела. Почему он не подчинился своему природному инстинкту и приказу руководителя, которого боялся и уважал? Может быть, забыл снять винтовку с предохранителя? Услышав вместо выстрела щелчок, он потратил некоторое время на поиск чрезвычайно неудобно расположенного предохранителя. Возможно, возясь с ним, Алик вспотел, пот залил окуляр прицела, и ему пришлось протереть его воротником рубашки… Как бы то ни было, самый подходящий момент он упустил.