Стивен Хантер - Третья пуля

Я решил избавить себя от лишних усилий и не везти Лона к месту операции пешком двенадцать кварталов, тем более что в те времена пандусы и рельсы для инвалидных кресел еще отсутствовали. Но процедура загрузки Лона в такси тоже оказалась нелегким делом. Сначала его нужно было пересадить на заднее сиденье автомобиля, дождаться, когда он там устроится, и затем уложить сложенное кресло на переднее сиденье. Почему-то в то утро Лон казался особенно тяжелым – возможно, он подсознательно сопротивлялся моей воле.

– Куда поедем, джентльмены? – спросил таксист, когда я наконец, задыхаясь от напряжения, сел рядом с Лоном.

Я назвал адрес клиники на Пойдрас, находившейся неподалеку от Мейн-стрит.

– Там наверняка будет пробка, – сказал таксист. – Кортеж Кеннеди поедет по Мейн-стрит, и все дороги будут запружены зеваками.

– Догадываюсь, – произнес я. – Поэтому мы и выехали пораньше. Джиму назначено на час.

– На час тридцать, – поддержал игру Лон.

– Никаких проблем, – согласился таксист.

Автомобиль резко тронулся, но, выехав на главную дорогу, притормозил из-за плотного транспортного потока. Таксист ловко проложил новый маршрут, используя объездные пути, и мы добрались до Пойдрас-стрит с большим запасом времени. Я даже не успел до конца отдышаться. Мы подъехали к зданию клиники, я вылез из автомобиля и принялся выгружать кресло.

– Помощь не требуется? – спросил таксист. – С радостью помогу вам.

Техасцы очень доброжелательные люди.

– Спасибо, я уже привык.

Мне показалось, что Лон стал легче. Не знаю, как ему удалось нарушить законы физики, но он потерял килограммов пять. Я пересадил его в кресло, словно ребенка. Заплатив по счетчику доллар семьдесят пять центов плюс двадцать пять чаевых, я покатил Лона в сторону «Норт Даллас Медикал Артс билдинг». Как назло, таксист не спешил уезжать – очевидно, ожидая, что я попрошу его о помощи, когда мы подъедем к ступенькам, но тут в его автомобиль сел новый клиент, и он влился в транспортный поток.

Мы прошли полквартала по Пойдрас-стрит, свернули налево – то есть на запад, если это имеет значение – и продолжили путь по Элм-стрит в сторону здания «Дал-Текс». Тем временем угроза дождя миновала, и над нами простиралось отливавшее яркой синевой, необъятное, безоблачное техасское небо. В прогалине между зданием «Дал-Текс» и «Каунти Рекордс билдинг» на нашей стороне улицы виднелась толпа, собравшаяся перед Книгохранилищем. Люди, заполнившие все свободное пространство, стояли в несколько рядов вдоль улицы и группами на площади. Сейчас я думаю, действительно ли было так весело, как представлялось, и не обманывает ли меня память, отфильтровывая знание о грядущем событии.

До нас доносился шум толпы, излучавшей волны радости, надежды, доброжелательности в отношении друг друга, своей страны, ее молодого президента. Я сознавал, что собираюсь омрачить это всеобщее счастье, и мне было немного не по себе. Однако я чувствовал, что в отдаленной перспективе, когда все уляжется, даже если мы никогда не исцелим наши коллективные душевные раны по поводу убийства молодого человека, наше коллективное будущее будет светлее и из Вьетнама вернется гораздо меньше ребят в цинковых гробах и инвалидных креслах.

– Хью, – обратился ко мне Лон. – Мне пришла в голову грандиозная идея. Давай не будем ничего делать. Возьмем такси, поедем в аэропорт и улетим в Тихуану. Мы проведем замечательные шесть недель, потягивая «маргаритас» и трахая шлюх, пусть даже я и не способен никого трахать. Как тебе такая идея?

– Ты не можешь трахаться из-за постигшего тебя несчастья, называемого параплегией, а я не могу из-за постигшего меня горя, называемого женитьбой. Даже если мы оба мечтаем о шлюхах, этому так и не суждено сбыться.

– Ты прав. Нам нужно довести дело до конца.

– Кроме того, – сказал я, – мы не сможем сейчас найти такси. Как видишь, это не Манхэттен.

Скопление людей, вызывавшее ассоциации с сельской ярмаркой или автогонками, продолжало разрастаться. Яркие лучи отражались в объективах фотокамер и стеклах солнцезащитных очков. В воздухе были разлиты позитивные чувства – подобные «хорошим вибрациям» в поп-музыке – и явственно ощущалась атмосфера праздника. Это напоминало скорее цирковое представление или футбольный матч, нежели политическое мероприятие. Мне кажется, большую роль сыграли уникальные личности Джека и Джеки, которые были в большей степени кинозвездами, чем политиками.

Когда светофор загорелся зеленым светом, мы пересекли Элм-стрит и повернули в сторону здания «Дал-Текс». Я взглянул на часы. Они показывали 12.07. Рано. Но идти вверх по Элм-стрит было непросто из-за множества людей, стремившихся занять наиболее удобные зрительские места, и несколько раз мне приходилось отступать назад или сворачивать в сторону, чтобы избежать столкновения.

Когда мы приблизились к трем широким ступеням, ведущим к входу в «Дал-Текс», часы показывали 12.15. Я втащил Лона по ступеням наверх, развернув кресло на сто восемьдесят градусов, и затем вкатил его внутрь здания. К счастью, при входе не было никаких вращающихся дверей – настоящее испытание для инвалидов, прикованных к креслу. Кто-то придержал для нас дверь, и мы проскользнули в темный вестибюль. Справа, за окном с толстым стеклом, освещенным изнутри люминесцентным светом, находился офис шерифа округа Даллас. Я увидел за стеклом нескольких человек в униформе, но в основном там находились женщины, сидевшие за пишущими машинками или разговаривавшие по телефону. У приемной конторки стояла очередь из нескольких человек. Никто из них не проявлял ни малейших признаков осведомленности о том, что через несколько минут мимо этого здания проедет президент Соединенных Штатов в «Линкольне», радостно приветствуя публику и в последний раз наслаждаясь ласковыми лучами солнца.

Мы направились к лифту. Навстречу нам вышли несколько задержавшихся на работе служащих, на ходу облачавшихся в куртки, надевавших шляпы и затягивавших узлы галстуков, и мы посторонились, чтобы дать им дорогу. Я протолкнул Лона в освободившуюся кабину, и когда дверцы уже закрывались, внутрь впорхнула женщина. Она улыбнулась и спросила, какой этаж нам нужен.

– Седьмой, – ответил я, поскольку склонность ко лжи уже стала моей второй натурой. Кроме того: чрезмерная предосторожность, страх, отсутствие уверенности.

В молчании мы поднялись на четвертый этаж. Перед тем как выйти, женщина все с той же улыбкой пожелала нам всего хорошего. Кажется, мы что-то пробормотали в ответ. Я поспешно нажал на кнопку и, когда дверцы открылись на восьмом этаже, вытолкал кресло Лона из кабины.

В пустом коридоре царили полумрак и тишина. Подавляющее большинство служащих спустились вниз, чтобы увидеть президента Кеннеди.