Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)

– Но он сработал, не правда ли? – ядовито заметила женщина. – Полиция не поверила вашему другу, когда он рассказывал о своем драгоценном магазине игрушек.

– Это долго не действовало. Магазин игрушек, стоящий там, где стоит, не вызывает особых подозрений, но передвижной магазин… Право слово, тут все кричит о необходимости расследования. Кстати, как вы узнали о Кадогане и полиции?

– Мистер Россетер узнал об этом и сообщил мне по телефону.

– Понятно. А кто потом доставил игрушки на их прежнее место, в другой магазин?

– Тот же, кто избавился от тела.

– И кто же это?

– Я не знаю, – неожиданно ответила женщина. – Они тянули жребий…

– Что?

– Говорю вам: они тянули жребий. Это было опасное дело, и никто не хотел брать его на себя добровольно. Они тянули жребий.

– Это уже превращается из комедии в фарс, – сухо заметил Фен. – Впрочем, не то чтобы в этом не было ни грана смысла. И кто же вытащил роковую карту?

– Уговор был: не говорить остальным. Я не знаю. Тот, кто это делал, должен был вернуть игрушки на место. Я оставила машину и ключи от обоих магазинов. Машину должны были оставить в определенном месте – я нашла ее сегодня утром, а ключи вернули мне заказным письмом. Потом я ушла. Я не знаю, кто там оставался.

– В котором часу вы ушли?

– Кажется, в половине первого ночи.

– А! – воскликнул Фен. Он обернулся к Кадогану. – А ты ввалился in medias res [299]сразу же после. Должно быть, ты доставил «похитителю тел» пренеприятнейшую встряску.

– Да и он в долгу не остался, – проворчал Кадоган.

Они замолчали, когда официантка подошла убрать со стола чайную посуду и выдала им счет. Когда она удалилась, Фен спросил:

– Кто именно участвовал в этом деле?

– Я и мистер Россетер, а также двое мужчин под кличками Моулд и Берлин.

– Как они выглядели?

– Один, скажем так, коротышка, другой очень худой. И этот, второй, которого мы звали Берлин, был врач.

– Хорошо, – Фен стряхнул пепел с сигареты в ближайшее блюдце. – А теперь послушаем, что же на самом деле произошло.

Мисс Уинкворт принялась запираться:

– Я не хочу больше ни о чем рассказывать. Вы не можете меня заставить.

– Не можем? В таком случае пойдемте-ка в полицию. Уж у них-то вы живо разговоритесь.

– Я имею право…

– В любом нормальном обществе у преступника никаких прав не имеется. – Кадоган никогда до сих пор не слышал, чтобы Фен был так резок; ему открылась новая, незнакомая черта его характера. Хотя, может статься, он просто избрал такой метод для достижения своей цели? – Неужели вы думаете, что после вашего гнусного сговора с целью убийства глухой беспомощной женщины кто-нибудь озаботится защитой ваших прав? Лучше бы вам держаться от полиции подальше и не проверять, как они отнесутся к вашему появлению.

Мисс Уинкворт приложила носовой платок к своему толстому носу и высморкалась.

– Мы не хотели убивать ее, – сказала она.

– Но один из вас ее убил.

– Это не я, говорю вам! – так громко воскликнула она, что хозяин кафе уставился на нее.

– В этом разбираться предоставьте мне, – возразил Фен. – И говорите потише, если не хотите, чтобы об этом стало известно всему свету.

– Я… я… Вы ведь не допустите, чтобы у меня случились неприятности? Я ничего плохого ей не желала. Мы не собирались ее трогать, – тихо скулила она злобным голоском. – Мне… Мне кажется, было примерно четверть одиннадцатого, когда мы закончили перестановку в магазине. Потом мы все поднялись наверх. Мистер Россетер, Моулд и я прошли в задние комнаты, а мужчина по прозвищу Берлин остался встретить старую женщину. У него было забинтовано лицо, так что впоследствии никто бы не смог узнать его. За все отвечал мистер Россетер, он сказал, что сообщит нам, что и как делать. Мы платили ему за помощь.

Кадоган мысленно вернулся в тот темный, безобразный маленький домик: коридор с устланным линолеумом полом, где стоял шаткий столик, на котором он оставил свой фонарик, две спальни в задней части и две гостиные сразу у входа; крутые узкие ступеньки без ковра; запах пыли и ощущение этой пыли на кончиках пальцев; занавешенные окна, дешевый буфет и кожаные кресла; липкое тепло, приторный запах крови – и синее распухшее лицо трупа на полу…

– Затем девушка привела эту женщину и ушла. Верней, мы так думали, что ушла. Мы слышали, как мужчина по имени Берлин немного поговорил с ней, а потом он вернулся к нам. Затем мистер Россетер сказал, что ему нужно поговорить с ней, а мы должны подождать. Мне показалось это странным, потому что он был без маски, но я тогда промолчала. Прежде чем выйти, он велел нам разделиться и ждать в разных комнатах. Мужчина по имени Моулд спросил, зачем бы это могло понадобиться (он был пьян и агрессивен), но второй велел ему вести себя тихо и делать, что говорят. Он сказал, что они с мистером Россетером все обсудили и все идет точно по плану. Мне показалось, что мистер Россетер был несколько удивлен, но он кивнул. Берлин прошел в другую комнату у главного входа, а я осталась, где была, Моулд прошел во вторую спальню. Через некоторое время Берлин вернулся туда, где сидела я, а немного позже мистер Россетер…

– Одну минуту! – прервал ее Фен. – Где был Россетер все это время?

– Он был с этой женщиной. Я видела, как он входил.

– Она была жива, когда он вышел?

– Да, я слышала ее голос, она что-то сказала ему, когда он закрывал дверь.

– Кто-нибудь еще входил туда, пока он был там?

– Нет, моя дверь была открыта, и мне было бы видно.

– А когда он ушел, то сразу же вернулся обратно в вашу комнату?

– Совершенно верно. Он сказал Берлину и мне, что запугать ее не так-то просто, и они с Берлином о чем-то спорили недолгое время, а я сказала, что они оставили дверь открытой, и она может услышать их. Тогда они закрыли дверь.

– Значит, это Шарман убил ее, – вмешался Кадоган.

– Постойте-ка, – сказал Фен. – О чем они спорили?

– О чем-то юридическом, о заверении или о чем-то еще в этом роде. А примерно через пять минут другой мужчина, Моулд, пришел и сказал, что ему показалось, будто кто-то ходит по магазину, и что нам надо немного помолчать. Но мистер Россетер прошептал, что все в порядке, потому что она пока еще не испугалась, и он сказал ей, что должен приготовить некоторые документы, на это потребуется какое-то время. Ну вот, мы сидели тихо довольно-таки порядочное время, и я припоминаю, что под конец послышалось, как часы где-то в городе пробили без четверти двенадцать. Мистер Россетер и Берлин опять принялись спорить и сказали, что тревога была ложной, а мистер Россетер дал так называемому Моулду револьвер и какую-то юридическую бумагу и велел ему идти и приступать к делу.