Барбара Вайн - Подарок ко дню рождения

– Ты бы хотел, чтобы я работала у тебя няней?

Джерри не расслышал мой вопрос или сделал вид.

– Что?

– Ты не хочешь, чтобы я была няней Джастина? В качестве работы.

– Ты? – переспросил он. – Но ты не согласилась бы, правда? А как же твоя библиотека?

– Меня уволили, – сообщила я, не видя причины притворяться.

– Но у тебя нет соответствующей квалификации.

– Те женщины, с которыми ты беседовал, имели квалификацию, и чем она им помогла?

Джерри слабо улыбнулся. Встал, выключил телевизор. Джастин помог мне – он теснее прижался ко мне и закрыл глаза.

– Если я соглашусь, как мы все организуем? Ты будешь приезжать сюда каждое утро, скажем, к восьми часам, и уезжать домой, когда я вернусь?

Очаровательно. Он не мог бы яснее заявить о том, какие испытывает ко мне чувства.

– Это плохая идея, – ответила я. – Мне придется здесь жить. У меня не будет другого дома, потому что мне придется сдать свою квартиру. Подумай, как это будет полезно – иметь няню с машиной. У меня будет своя комната. Я не стану тебе мешать.

– Ох, Джейн, я не то имел в виду…

Нет, именно то.

– Подумай об этом, – предложила я, – но знай, времени у тебя не слишком много. А сейчас я уложу твоего сына спать.

Я поднялась наверх с Джастином на руках и уложила мальчика на кровать его отца, не потрудившись раздеть. Потом положила жемчуг к другим украшениям Хиби. В конце концов, я не потеряла ожерелье, оно по-прежнему будет рядом со мной, потому что я буду здесь работать. На дне ящика, у задней стенки, лежало нечто такое, чего я раньше не замечала. Это была вырезка из газеты в прозрачном пластиковом конверте – фотография Айвора Тэшема после того, как он завоевал свое место в парламенте Морнингфорда в 1988 году. Я положила ее в карман жакета. Перед тем, как спуститься вниз, я поцеловала Джастина, наверное, репетируя свою роль няни.

Когда я вернулась, Джерри сказал:

– Я тебе очень благодарен. Спасибо. Конечно, сначала будет испытательный срок.

– Одна неделя, – перебила я. – Мне нужно знать наверняка. Мне ведь надо будет сдать квартиру. А теперь поговорим о деньгах.

Когда я начал писать, я сказал, что буду по возможности избегать политики, но некоторые события все же следует упомянуть. Одним из них были дополнительные выборы члена парламента от консерваторов. Айвор, конечно же, поехал в свой избирательный округ в Суффолке в выходные, чтобы поддержать своего протеже. Не он, а кто-то другой, чье имя я забыл, потерял пост, заявив, что голосование за любого кандидата, кроме тори, было бы торжеством терроризма ИРА. Результатом стала победа либеральных демократов. Избиратели непредсказуемы и капризны и не любят, когда их принуждают. Настолько в политике я разбираюсь.

Тори подняли вой и зубовный скрежет (как сказал бы Сэнди, склонный цитировать Библию); они начинали понимать все большую вероятность того, что лейбористская партия пройдет на следующих всеобщих выборах, до них оставалось не больше года. Даже Айвора это встревожило и временно отвлекло от его личных проблем. Он еще не познакомился с Джульеттой Киз, хотя это знаменательное событие произошло сразу после дополнительных выборов. Мы с Айрис ничего об этом не знали. Мы в то время и не слышали о Джульетте Киз и начинали думать, что Айвор смирился и больше не будет ничего предпринимать. Никто, кроме, предположительно, миссис Линч и ее сына Шона и нескольких их родственников, не знал, в каком состоянии Дермот Линч, но мы полагали, что если он пролежал в коме восемь месяцев, то, возможно, уже никогда из нее не выйдет. Фактически Дермот к этому времени уже находился в Паддингтоне, с матерью и братом. Его выписали из больницы через два дня после того, как Айвор увидел Джульетту, выходящую из Уильям-Кросс-Корт, и проследил за ней до ее дома.

Хотя Айвор ничего тогда об этом не знал, это ознаменовало поворот в его судьбе. А когда он все же выяснил, в каком состоянии Дермот Линч, дела его пошли вверх. За предыдущие месяцы он постарел и сильно похудел. Однажды в январе, когда я зашел в Палату представителей, чтобы выпить с ним, и он вышел проголосовать, один шапочно знакомый либеральный демократ подошел ко мне и спросил, не болен ли мой шурин раком. Естественно, он не ставил точный диагноз, но я уверен, что он имел в виду именно это. С того момента (скорее, с того дня), как Айвор узнал о Дермоте, его здоровье и внешний вид пошли на поправку, и это несмотря на то, что в этот момент он работал больше, чем когда-либо в жизни.

Произошло вот что: он позвонил Джульетте Киз, сказал, что несколько раз встречался с Ллойдом, но только недавно узнал о ее существовании. Он должен Ллойду некую сумму денег и полагает, что теперь уже никогда не сможет вернуть ему долг, но счел правильным, чтобы эти деньги получила она. Сколько мужества ему пришлось собрать для этого разговора, он, разумеется, нам не сообщил. Почему-то Айвор ожидал услышать отказ, но его не последовало.

Вспоминая этот разговор, он специально отметил, что Джульетта была само очарование. У нее был красивый голос, и он не удивился, узнав, что она посещала Королевскую академию театрального искусства. Девушка пригласила Айвора к себе, но ему не хотелось опять ехать в «этот темный Куинс-парк», как он выразился, и они договорились где-нибудь поужинать. Айрис говорит, что именно так ее брат решал любые проблемы с женщинами. Он приглашал их в ресторан.

Конечно, я точно не знаю, о чем они говорили в тот вечер; могу лишь пересказать то, о чем мне поведал Айвор, и я подозреваю, что он долго продумывал наш разговор. Поэтому я реконструировал их беседу, основываясь на его словах и моих представлениях о нем (а позже о Джульетте), но, думаю, эта версия довольно точна. Я действительно очень хорошо знал Айвора, и вот как это должно было выглядеть.

К этому времени он, по-видимому, забыл, что Джульетта видела его раньше – в тот вечер, когда он невольно проводил ее до входной двери. Я повторюсь, сказав, что он вовсе не помнил, как она наблюдала за ним из окна своей комнаты, поэтому Айвор так удивился, когда она сразу же узнала его. Он только что вошел в ресторан и назвал свое имя администратору, чтобы взять заказанный столик, как одна из посетительниц подошла к нему, протянула руку и представилась: «Джульетта Киз».

По его словам, Айвор залюбовался ею. Он даже представить себе не мог, что раньше считал ее крупной. У Джульетты была идеальная фигура, в женских журналах такие называют «песочные часы». Простое черное платье выгодно подчеркивало изящные щиколотки, а поразительно низкий вырез открывал перед Айвором картину, достойную восхищения. Лодыжки, на которые он обратил внимание, пока следовал за ней через добрую половину Лондона, показались ему еще более тонкими и изящными. Он мог бы легко превратить эти лодыжки в фетиш (по словам самого Айвора), и я в этом не сомневался, поскольку достаточно хорошо знал своего шурина и его фетиши. Густые черные кудри были уложены в высокую прическу, на лице не было косметики, и в тот вечер на Джульетте не было никаких украшений, кроме жемчужных серег.