Рут Ренделл - Пусть смерть меня полюбит

Во второй газете была помещена та же самая фотография. Существовали ли вообще другие фото? Только такие же размытые снимки, подумал Алан. На его свадьбе, этом поспешном событии, призванном прикрыть позор, не было ни одного фотографа. Когда он осознал это, парализующий страх начал отступать. Ужас отпускал его, как болезнь отпускает человека при выздоровлении, возвращая прежнюю подвижность. Алан только сейчас увидел туман, бледное солнце, траву в скверике, других людей и с новой силой ощутил голод и жажду. Если его нельзя опознать и идентифицировать, ему нечего бояться. Это осознание, сперва неспешно вползавшее в разум, вдруг нахлынуло волной, граничащей с восторгом и унесшей желание читать другие газетные статьи. Он забыл про Джойс, которая сейчас вполне могла уже быть в безопасности, могла даже вернуться домой, почти ничего не помня о произошедшем. Он был свободен и в безопасности, он получил то, чего желал.

Чашка чая, тосты и яичница усилили ощущение благополучия. Газеты Алан предусмотрительно выкинул в мусорный ящик. После нескольких минут поисков он набрел на станцию подземки и сел на поезд до Оксфорд-Сёркус. Он знал, что Оксфорд-стрит – то место, где покупают одежду. Любой англичанин, какую бы уединенную жизнь он ни вел, знает это. Алан купил две пары джинсов, четыре футболки, несколько пар носков и трусов, а также ветровку, два свитера и пару удобных полуботинок. В прошлом ему не разрешалось носить джинсы, поскольку Пэм говорила, что это одежда для молодых, вполне подходящая для Кристофера, но нелепая для человека за тридцать. Алан сказал себе, что покупает джинсы для маскировки, но в глубине души знал, что дело не только в этом. Они нужны были, чтобы вернуть – или найти, потому что нельзя вернуть то, чего у тебя никогда не было, – его молодость.

Он вышел из магазина, облачившись в новую одежду, и это преображение стало еще одним шагом к избавлению от страха преследования. Все люди, даже полицейские, проходили мимо, не удостоив его повторным взглядом. Далее Алан купил чемодан и в общественном туалете, куда пришлось спускаться по длинной лестнице, уложил в этот чемодан свой офисный костюм и плащ с карманами, набитыми деньгами.

Чемодан был слишком громоздким, чтобы таскаться с ним по улицам. Ни один пылкий читатель художественной литературы не стал бы долго раздумывать, как временно избавиться от такого багажа. Алан сел на поезд до вокзала Черинг-Кросс и там сдал чемодан в камеру хранения. Наконец-то он отделался от необходимости носить деньги с собой повсюду. Уходя прочь, с одним лишь набитым бумажником – точно так же он набивал его купюрами, когда втайне любовался деньгами в своем кабинете, – Алан чувствовал странную легкость, как будто вместе с деньгами избавился и от груза вины. Он направился на Трафальгарскую площадь, зашел в Национальную галерею и Национальную портретную галерею и рассматривал театры на Сент-Мартинс-лейн и Черинг-Кросс-роуд, а потом заказал в ресторане сытный обед с вином. Сегодня он пойдет в театр. За всю свою жизнь он никогда не был в настоящем театре, за исключением одного-двух походов в Стэнтвичский репертуарный, а также в Лондонскую пантомиму, когда дети были помладше. Алан купил билет в первый ряд партера, ряд А, прямо посередине. Сегодня давали «Доктора Фауста» Марло.

Рядом с театром находилось агентство по сдаче жилья. Это напомнило Алану, что ему нужно где-то жить. Он не намеревался оставаться в гостинице «Махараджа» дольше необходимого. Однако снимать следовало отнюдь не квартиру. Всего несколько секунд изучения списков в окошке агентства дали ему понять, что ему не по средствам жилье подобного рода. Но комнату за шестнадцать-двадцать фунтов в неделю он мог себе позволить.

Девушка в окошке дала ему два адреса. Одна комната сдавалась на Мейда-Вэйл, другая – в Паддингтоне. Прежде чем отправиться по этим адресам, Алан купил путеводитель по Лондону. Сначала он поехал смотреть комнату в Паддингтоне, поскольку она была дешевле.

Хозяин дома открыл дверь с вечерней газетой в руках. Алан увидел, что на первой странице вновь напечатана статья о нем и о Джойс и его фотография опять присутствовала там, увеличенная до расплывчатого, невнятного пятна. Вид фотографии заново всколыхнул беспокойство в сердце Алана, но хозяин дома отложил газету на стол и пригласил визитера войти.

Алан снял бы эту комнату, хотя она была неуютной и скудно обставленной. В любом случае позже он сможет разнообразить обстановку, и здесь, по крайней мере, лучше, чем в «Махарадже». Хозяин тоже, судя по всему, был бы рад заполучить его в жильцы. Насколько Алан понял, требовалось заплатить за месяц вперед и еще залог-депозит. Алан достал бумажник и приготовился подписать договор именем А. Дж. Фостера, но тут хозяин дома сказал:

– Полагаю, вы можете дать мне банковское поручительство?

Кровь бросилась Алану в лицо.

– Это обычная мера, – продолжил домовладелец. – Мне нужно обезопасить себя от мошенников.

– Я намерен платить наличными.

– Пусть так, но мне все равно нужно поручительство. Возможно, от вашего работодателя или от владельца дома, где вы живете сейчас. Разве у вас нет счета в банке?

Учитывая обстоятельства, вопрос отдавал убийственной иронией. Алан не знал, что сказать, помимо того, что он передумал. Он поспешил убраться прочь из дома, уверенный, что хозяин счел его преступником, – каковым он, по сути, и был. Никто не знал о тонкостях открытия банковских счетов больше, чем он. У него не было никакой возможности открыть счет: у него не было имени, адреса, места работы и прошлого. Неожиданно Алан ощутил ужас: он был на улице чужого города, без личности, без документов, без имущества, и осознавал, что его действия были невероятной глупостью. За все те месяцы, когда он играл с банкнотами, он никогда не рассматривал практическую сторону того, как жил бы, если бы незаконно их присвоил. Ведь тогда это было грезой – а теперь стало реальностью.

Он подумал, что может и дальше жить в «Махарадже». Но может ли? За четыре с половиной фунта в сутки эта дыра с раковиной и газовой плиткой будет стоить ему столько же, сколько одна из квартир, которые он видел в списках агентства. Он не может оставаться там, но он не в состоянии снять другое жилье, поскольку существует «обычная мера» – спрашивать банковское поручительство.

Время от времени в прошлом он получал письма с запросом такого поручительства, и его ответы были сдержанными, поскольку в соответствии с политикой банка им не было позволено сообщать кому-либо из посторонних о состоянии счета клиента. Он просто писал, что да, это отделение банка «Энглиан-Виктория» обслуживает такого-то, и, очевидно, этого было достаточно. Алану стало нехорошо при мысли о том, где был открыт его собственный счет, – ведь его имя и название «Чилдонское отделение» сегодня были известны каждому, кто читал хотя бы одну газету.